Лилия Казакова - Верь Живи Люби

Изначально мне сделали рентген и ничего такого не обнаружили. И потому решили, что скорее всего речь идет о защемлении нервов и нарушении кровообращения мозга.

В какой-то момент я даже подумала, что беременна: перестройка гормонального фона может еще и не такое сотворить с женским организмом. Но нет, ребенка я не ждала, что однажды утром подтвердили сразу три разных теста, показав мне по одной полоске. Я стояла в ванной комнате и смотрела на свое бледное отражение, рыжие волосы и темные круги под глазами.

Чуть позже в тот день мануальный терапевт на мои жалобы сказал:

– Я думаю, вам стоит сделать МРТ в Научном центре неврологии Москвы, – при этом он как-то странно отводил глаза, внимательно рассматривая что-то в углу кабинета.

И мучившая меня мысль облеклась в словесную форму:

– Это рак мозга, да? – Я впервые произнесла вслух то, что постоянно вертелось у меня в голове.

– Не знаю, честно, – попытался он уйти от ответа, но в итоге все-таки посмотрел мне прямо в глаза: – Все может быть. Но симптомы мне не нравятся, и улучшений по моей части нет…

Мне снилось море. Оно пело то ли дельфином, то ли струнно-колокольчиковым перебором. Я погружалась на самое дно, и могла дышать под водой. Пузырьки воздуха лопались вокруг, боли не было – только бесконечная свобода и невесомость целого мира вокруг. Я опускалась все ниже, и пятно солнечного света уже почти не различалось наверху, а мне было так хорошо! Огромные рыбы проплывали мимо, задевая меня хвостами, медузы аккуратно трогали шапочками, а мальки врассыпную улепётывали, уворачиваясь от моих волос – настоящая сеть для них! Становилось все темнее. Уже почти наощупь я узнавала о том, что вокруг. И вдруг воздуха не стало! Я снова забыла! На этот раз не могла вспомнить, как дышать под водой! Вот только-только это было естественно и просто, и вдруг закончилось! Адреналин ударил по артериям, сердце рвануло в карьер, а страх захлестнул с головой. Не было воздуха, не было света, и меня.. почти уже не было… Слишком глубоко, слишком далеко от людей… Я напрягала память из последних сил, но и их уже не было…

Вдох.

Я проснулась в липком холодном поту. Рвано дыша полной грудью, захлебываясь воздухом и слезами, дрожа всем телом от пережитого ужаса.

Мои сомнения и переживания вылились в кошмары, вот так вот. И я решилась. Нужно узнать правду, пусть и про рак, но не мучить себя больше неведением. Самая страшная правда лучше, чем сомнения. Потому что у фактов есть границы, а у воображения их нет. “Редкие случаи выздоровления” – вспомнила я статью о раке мозга.

“Если что – это будет мой случай” – решила я про себя, и тут же заснула до самого утра. Без всяких снов.

Меня наконец-то позвали. Я переступила порог кабинета без окон на улицу, где все стены были обшиты пластмассовыми панелями. Прямо посередине стоял томограф, как саркофаг, ожидающий погребения. В отличии от привычных больниц, тут ничем не пахло. Конечно, ведь здесь не резали пациентов скальпелями, чтобы посмотреть, что у них внутри. Для этого была придумана совсем другая техника.

Мои внутренности скукожились до размера кулака при виде причудливой круглой конструкции из белого пластика и металла в центре помещения, с темной круглой пастью и длинным, выдвижным языком, жаждущим заглотить меня целиком.

– Ложитесь, – раздался за моей спиной приятный голос.

Погрузившись в созерцание, я не заметила, как из смежной комнаты, где стояли компьютеры, вышла медсестра. Она была юной, худенькой, миловидной. Темные прямые волосы собраны сзади в пучок, белый халат накрахмален и выглажен.

– Сюда? – Спросила я, указывая на выдвижной стол размером с односпальную кровать.

– Да. На спину, головой к прибору. Проверьте, чтобы все серьги, кольца и цепочки были сняты, – по инерции я кивнула, потрогав безымянный палец правой руки. Серьги и цепочки с крестиком я не носила. Медсестра надела на мою голову устройство, похожее на шлем, и протянула наушники.

– Внутри будет очень громко, не пугайтесь. – Медсестра скрылась в соседней комнате, отделенной дверью и небольшим стеклянным проемом в стене. Я немедленно почувствовала себя подозреваемым, за допросом которого подсматривают. “Вы можете говорить правду, ничего не бойтесь, мы защитим вас”, – услышала я внутренний голос доброго полицейского. “Только не пытайтесь ничего скрыть, мы все найдем”, – тут же встрял его злой напарник.

– Лиля… – Медсестра снова стояла рядом со мной, выжидательно смотря. Она была предельно деликатна, но пауза после моего имени напоминала, что я сегодня не единственный пациент. Я поспешила лечь на холодный язык монстра и испуганно застыла.

– Сканирование будет длиться двадцать минут, может, чуть дольше. Постарайтесь расслабиться. – И томограф, управляемый медсестрой, стал медленно втягивать меня в свое нутро. А потом мир превратился в жуткую какофонию.

За последние два месяца я привыкла к шуму в голове, хотя, поначалу он меня раздражал. Иногда кто-то сверлил часами в моем ухе. Бывало, невидимая рука заталкивала меня целиком в вату, и я не могла ни видеть, ни слышать. Я не могла сконцентрироваться и думать над чем-то дольше нескольких минут подряд. Но еще хуже было то, что следом за головокружениями, наступавшими совершенно неожиданно, приходила сплошная темнота…

После первого приступа я пошатнулась и списала это на усталость. После второго – упала… Я вспоминала, и глаза предательски защипало. Мне было нестерпимо жаль себя в этой грохочущей машине, в холодном кабинете, с мозгами на просвет у медсестры за стеной. Почему это происходит именно со мной? А вдруг она сейчас выйдет и скажет, что все плохо? Совсем плохо? Я рвано вздохнула.

– Пожалуйста, постарайтесь не шевелиться, – раздался голос невидимого врача, искаженный динамиками наушников. Мне пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы подавить подступающий приступ паники. Похоже, я подсознательно старалась увернуться от звуков МРТ.

Следующие полчаса тянулись вечность и стали настоящим мучением. Я никак не могла отключиться или расслабиться, хотя последнее время засыпала везде и всегда. Вместо этого я с замиранием сердца слушала, как томограф издает нечеловеческие звуки, сканируя мой мозг. Глухой бом-бом-бом. Мерзкий дэн-дэн-дэн. Дрелеподобный тан-тррррр-тан. Много лет назад я где-то читала, что детей при МРТ седатируют, дают успокоительные или даже погружают в наркоз. Захотелось стать ребенком, чтобы больше не слушать и не слышать. Но внутренний голос, пробиваясь через нестерпимый гам, напоминал: “Ты раньше никогда не ныла, вот и сейчас не начинай”.

Неожиданно все стихло. Будто осталась только я и белый снег.