Виталий Халтурин - Рассказы дедушки Талика. Сборник воспоминаний, писем и документов из семейного архива. Интернет-издание

В марте его полк направили на фронт. Мы с мамой каждый день с опаской открывали почтовый ящик. Но нам повезло. 13 марта было заключено неожиданное перемирие. Войска об этом не знали. Сражения продолжались, и Красная армия с большими потерями взяла Выборг, уже после перемирия. Хотя он и так отходил к СССР по соглашению. Так или иначе – Лева не попал в эту переделку.

Весной 1940 года мы с мамой съездили к нему в Выборг. Его часть была где-то за парком Монрепо, неподалеку от монастырских стен, на улице то ли Серых, то ли Черных братьев. После Выборга я уже не видел Леву до самой войны. Великой Отечественной.

Когда началась война, Лева служил пулеметчиком вблизи финской границы. Писал стихи в армейскую газету. Помню, на мотив «Средь нас был юный барабанщик» он написал «Средь нас был юный пулеметчик». Он прислал нам этот номер газеты. Читая «погиб наш юный пулеметчик, но песня о нем не умрет», я всегда думал о Леве и готов был расплакаться.

Он очень часто писал мне, понимая, как мы беспокоимся о нем, но жизнь свою на фронте описывал как обычную, будничную и никогда, ни в письмах с фронта, ни потом, не рассказывал о страшной стороне войны.

16 августа 1941 года мина разорвалась в двух метрах от Левы. Его ранило многочисленными осколками, контузило, и он потерял слух на одно ухо. После госпиталя Лева вернулся в армию и еще три года воевал на Карельском фронте. Мне запомнились места: Ошта, Оять, Алеховщина. И там, на фронте, он беспокоился обо мне, радовался, когда я поступил в институт. Поздравительные его письма полны надежды на то, что я вырасту и стану серьезным, образованным, умелым (словом, таким, каким он хотел бы меня видеть!), и сожаления, что он далеко от меня и не может мне в этом помогать, как раньше.

Левино ранение и контузия подорвали его здоровье. Маме удалось – через своего друга юности Меера Вовси (брата Михоэлса), главного терапевта Красной армии – добиться, чтобы Лева прошел медицинскую комиссию. К счастью, комиссия эта была в Москве! И вот осенью 1944 года произошло великое событие нашей жизни: впервые после мая 1940-го мы все трое наконец увиделись.

Комиссия признала Леву «ограниченно годным», и его направили в Военный институт иностранных языков Красной армии, который находился Москве. А я тоже в это время учился в Москве, в Энергетическом институте, в Лефортове, рядом с Левиным институтом. Лева был на казарменном положении, но мы часто виделись. Он проучился несколько месяцев, а в марте 1945-го его послали на Аляску. Там, на военно-морской базе, он провел полгода. Лева был военным переводчиком, принимал американские корабли, которые отошли Советскому Союзу по ленд-лизу 5. Вернулся он в Москву в конце сентября.

По окончании службы на Аляске им выдали фантастического размера сухой паек из тех трехмесячных запасов, которые были на каждом корабле, принятом по ленд-лизу. Он привез морскую капитанскую форму, мешок сахару, ящик шоколада, ящик сигарет Camel и Chesterfield. Время было еще голодное, и сигареты я продавал или менял на хлеб. А меня под белы рученьки – и в каталажку. Там я просидел несколько дней. Выручил меня дядя Фима, мамин брат. Песенник American Soldier Songbook и справочник The World Almanac, которые Лева привез, послужили для меня первым толчком интереса к Америке, к ее истории и политике.

Лева вернулся в Военный институт и продолжал там учиться до демобилизации весной 1946 года. В конце весны 1946 года мы все собрались в Ленинграде. Началась мирная жизнь. Лева поступил в Ленинградский университет на второй курс филфака, на английскую филологию, я – на второй курс физфака. Получилось так, что мы с ним учились в университете одновременно, несмотря на шесть лет разницы в возрасте.

С Левой, Дебой и мамой. Ленинград, 1956 год

Детство мое кончилось, я уже был «сам с усам». Женился и уехал с Таней на Памир. А Лева женился на Дебе, и они остались жить в Ленинграде. Наши встречи стали нечастыми и короткими. Когда удавалось приехать из экспедиции в Москву, я всегда старался побывать в Ленинграде. Иногда летом мне удавалось навестить Леву с Дебой на даче, это были счастливые дни…

С Левой всегда было интересно разговаривать. Он открывал мне и Тане интересные и неожиданные вещи из мира лингвистики. Так, помню, мы обсуждали разнообразие названий жителей городов: тул як , пин чук , киев лянин , ленинграде ц , вят ич , одесс ит …. А использование числительных в живой речи! Лева проводил частотный анализ числительных в художественной литературе. Он рассказывал, что существуют числительные, которые не означают число, они означают просто «много» («сто раз я тебе говорил…»). Существуют «любимые» (мистические) числительные (тройка, семерка…).

Левины рассказы пригодились мне в работе, связанной с подземными ядерными испытаниями. Лева рассказывал о любопытных психологических корнях употребления «круглых» чисел в живой речи и художественной литературе. Мы даже хотели приложить эту идею к статистике погрешностей измерений, где происходит бессознательное округление последней (ненадежной) цифры. Увы – руки так и не дошли…

Летом 1965 года Малаховские прилетели всем семейством к нам в Талгар, близ Алма-Аты. По этому случаю Лева написал торжественную оду. Это было прекрасное время. Мы много ходили по окрестностям, «угощали» их красотами Тянь-Шаня. Поднимались в горы, ходили нашими любимыми маршрутами, а потом совершили «кругосветное путешествие» вокруг Иссык-Куля и провели там несколько дней.

Деба…

…и Лева летом на даче. Счастливые дни!

Таня и Лева на юбилее тети Раисы. Фергана, 1986 год

Два братика – Талик и Левушка

В 1980-х, когда мы снова работали в Гарме, Лева с Дебой навестили нас там. Мы были счастливы показать им наши любимые места, родину наших детей…

Помню в нашем Гармском аэропорту голос из рупора: «Халтурин-старший! Халтурин-старший, пройдите на посадку!» Странно было это слышать. Когда-то я был младшим братиком Левы. А тут вдруг он оказался не сам по себе, а приехавшим в гости старшим братом всем известного Халтурина…