Евгений Додолев - Мои истории

Райский оазис в бумагах ВАСХНИЛ, по всей видимости, числился как полигон для выращивания чудесных мегаперсиков, кража коих из-под носа недокормленных сторожевых овчарок и вооруженных дробовиками пьяниц охранников была одним (но, увы, не единственным) из наших экстремальных крымских развлечений. И ездили мы туда до тех пор, пока не рухнула страна, в которой только и возможно было существование столь нерентабельных и по-пелевински невероятных заведений, как дом отдыха в Никитском саду.

Ночные набеги утилитарной основы не имели. Кормили академиков в приватной столовке не то чтобы изысканно, но вполне по советским меркам деликатесно. Сельхозэлита гурманствовала по чину и профилю своего позиционирования, так что витаминов и калорий хватало. Кражи носили исключительно спортивный характер: бесплатный аттракцион с умеренным риском получить порцию дроби или укус разъяренного пса.

Во время дневной прогулки, возвращаясь из сельского магазинчика с бутылками приторной «Изабеллы» вдоль периметра секретного лабораторного сада, мы находили «точку входа» – место, которое казалось подходящим для персик-авантюры.

Будущий ТВ-босс Эрнст готовится к большому прыжку. Никитский ботанический сад, 1988

Отправлялись на «жатву» после полуночного купания в запретной зоне на мысе Монтедор. Плескание в темноте, с одной стороны, вымывало хмель, а с другой, учитывая безрассудное ныряние среди хищно отточенных скал заповедника, – поднимало уровень адреналина на «операционный уровень».

Где-то в час-два ночи, оставив кого-нибудь из девчонок на атасе, мы перемахивали через темную ограду, инкрустированную узорами «колючки» разного калибра, и по-пластунски прокрадывались через парфюмерно благоухающий кустарник к экспериментальной плантации. Поскольку, повторю, экзерсисы наши не были коммерчески обоснованы, не было у нас, как правило, с собой и никакой ёмкости. Мы на ощупь находили достаточно спелые плоды и складывали их в застиранные майки, этакий кенгурятник.

Иногда раздавались хриплый лай и пьяная ругань охранников: мы, рассыпая добычу, давясь от сдерживаемого смеха и тихо матерясь при падениях, бежали к точке входа/выхода, порой сбиваясь в темноте с маршрута и оказываясь почти что в западне. Тогда, бросив весь «урожай» и впиваясь зубами в какой-нибудь персик (ну чтобы не совсем зазря пострадать), мы кидались на ограду и, рискуя джинсами, раздираемыми колючей проволокой, и лодыжками, подворачиваемыми в акробатических погонях, перемахивали через рубеж, разделяющий наше «академическое» существование от приключений, которые, полагаю, подпадали если не под Уголовный кодекс, то под Административный точно.

В удачные ночи мы наворовывали по несколько кило персиков. Раскладывали их под кроватями, чтобы доспевали. Горничная находила фрукты и доносила директору. Это был очень дипломатичный мужчина лет сорока по фамилии Ширвинский, поражавший нас тем, что, перманентно находясь в курортной зоне, умудрялся предохраняться от черноморского ультрафиолета без всяких шляп и санблоков, гипнотизируя собеседников какой-то вампирской белизной эпидермиса, которую подчеркивали смолисто-черные волосы.

«Безрассудное ныряние»

Он приходил в номер и с демонстративно ироничной улыбкой осведомлялся, откуда, мол, красота такая. Повторю: персики таких формы и окраски не продавались в принципе; я видел нечто подобное только в Южной Америке. Экспериментальная какая-то тема была, поэтому легально приобрести эти плоды не было возможности. Мы что-то нагло врали про загадочную старушку, одарившую нас персиками за то, что её перевели через шоссе. Со вздохом товарищ директор удалялся. На следующий день перед полдником мы обнаруживали у себя на столе огромную коробку с аккуратно подобранными экземплярами секретных персиков. Угощали ими девушек. Но всякий раз были раздосадованы. Это ведь как у восточного купца купить что-нибудь не торгуясь: весь кайф обломан, никаких эмоций и ощущения охоты. Так что через неделю мы вновь в кровь царапали локти, перемахивая в запретную зону. Не персики нужны были нам, но азарт.

Миниатюрный двухэтажный комплекс для ученых с дюжиной номеров располагался на красивом скалистом пьедестале, обсаженном реликтовыми деревьями, откуда открывался впечатляющий вид на Ялтинский залив. А на приватный пляж для заслуженных ботаников можно было попасть двумя волшебными путями: либо вальяжно спуститься по живописной полукилометровой лестнице, траекторившей среди неимоверных экзотических кустов, либо на экспресс-лифте и далее через мрачный просторный тоннель, выбитый в крымском граните и напоминающий столичное метро. Очевидно, что себестоимость этой по-сталински размашистой конструкции и её эксплуатация не могли быть компенсированы даже если бы над ней располагался многоэтажный отель с номерами по тысяче долларов за ночь. Естественно, резиденты той райской точки почти ничего не платили. А имели многое. «Они рубль считают за два и имеют на завтрак имбирный лимон» , негодовал БГ, и был неправ. Потому что, имея на завтрак «имбирный лимон», мы помнили о том, что рубль неконвертируем. И желали это дело исправить. И желания свои вскоре реализовали. Каждый по-своему.

Впрочем, не возьмусь утверждать, что Костины мечты на сто процентов реализованы. Повторюсь: он с младых ногтей бредил кинематографом. И не как потребитель кинопродукции, а как человек для кино рожденный: он в нем разбирался много лучше самых маститых отечественных профи. Однако пошел, что называется, по стопам родителя. Его отец был заслуженным биологом, и единственное чадо поступило в соответствующий вуз, на биофак Ленинградского универа.

Поэтому, между прочим, в нашей компании у Кости было прозвище Ботаник, которое, подчеркну, абсолютно не имело нынешней пренебрежительной коннотации. Просто тем самым обозначался тогдашний фронт служебных интересов перспективного советского микробиолога и будущего постсоветского медиамагната.

– Сейчас Ботаник приедет, познакомишься,

– лукаво молвила Наташа Макаревич, знавшая, что я недоверчиво привечаю новичков, не апробированных ветеранами нашей тусовки на нейтральной территории типа пляжа в Серебряном бору или притона в Сокольниках, которым служила однокомнатная квартира на втором этаже хрущевской пятиэтажки.

«Костины мечты на сто процентов реализованы?»