Евгений Додолев - Мои истории

Не припомню уже почему, но как-то часа в три ночи мы втроем – Макаревич, Эрнст и я – выходили из остывающей после ресторанного угара «Ялты». И прямо на выходе молодой «боец» демонстрировал свой новенький парабеллум смешливой официантке, с вдохновением курившей «косяк»: хозяева города, хозяева момента. Никого не боялись.

Макаревич привлёк внимание бандита своей узнаваемой прической а-ля Джимми Хендрикс. А раздражение, кажется, вызвал все же Костя. Своим без малого двухметровым ростом – это во-первых.

Прыжки в Саду

Наташа & Андрей Макаревич

А во-вторых, по нему совершенно не было видно, что он выпил. Что с учётом времени + места казалось, видимо, просто оскорбительным. Подозреваю, что именно из-за внушительных габаритов и твёрдой походки будущий вождь отечественного ТВ пригрезился обладателю огнестрельной игрушки телохранителем рок-звезды Макаревича, и это подействовало на «быка» как алое полотнище матадора. Откуда-то взялись ещё двое «братков». Тоже со стволами. С холодными ощупывающими глазами. Бритыми затылками, лаконичными челками. Затеялся мутный и скользкий «базар». Который закончился предложением подвести нас домой, в заповедную нашу обитель. Ясно, что это было из тех предложений, от которых не принято отказываться. У них была какая-то не очень новая, но всё же иномарка, что по тогдашним меркам, по-моему, достаточно круто. Так сложилось, что я оказался на штурманском месте и показывал водиле дорогу к тайному пансионату. На заднем сиденье между двумя укуренными «пацанами» стиснули невозмутимо подремывающего Макара и Ботаника, который без удержу гарцевал на тонком льду столичного стеба, ведя с вооруженными отморозками беседу на грани провокации. Хотя, казалось, мы все должны были резко протрезветь, поскольку быть застреленными в те годы было значительно проще, чем найти экземпляр Playboy с Негодой. Под занавес старший бритоголовый с заднего сиденья, который всю дорогу благоухал чесноком и тыкал мне в затылок потёртой волыной, спросил у меня домашний адрес, пообещав приехать в Москву «навестить». Я назвал настоящий. Как флегматично заметил Эрнст наутро, правильно сделал:

– А если бы ты соврал, он бы это точно почуял…

– …Нас бы пристрелили, – лукаво жмурясь, добавил Андрей Вадимыч, который даже в столь ранний час ухитрялся найти какую-то субстанцию для опохмела.

Это ночное приключение никоим образом не остудило наш пыл: мы по-прежнему совершали ночные вылазки в курортную Ялту, умудряясь при этом не пропускать божественно вкусные завтраки, которые стряпала светлокожая + коротко стриженная блондинка Таня, про которую бдительный Эрнст всем вожделеющим превентивно объяснял: она замужем.

Саша Любимов к тому времени уже свалил в Москву. Пролив здесь немало крови.

Телефоны в пансионатских номерах поставили позже, а тогда аппарат был лишь на стойке дежурного внизу. И еще один – в чудо-лифте, на случай если кто-нибудь из академиков застрянет. С первого этажа вдоль левой стороны фасада поднималась лестница. Лестничные площадки от жилых этажей отделяли стеклянные стены, в которые были врезаны стеклянные же двери. И оба этих обстоятельства, телефон и стена, едва не стоили самому харизматичному ведущему «Взгляда» жизни.

Люби, как его в ту пору звали приятели, был очень, факт, деятельным. Отправляясь тем летом с нами в Никитский, он заставил всех присягнуть на верность здоровому образу жизни, который трактовался как непременная утренняя пробежка с последующим плаваньем кролем. До завтрака, само собой. Потом уже было позволено легкомысленно бухать дешевое разливное вино, ошпаривать себя черноморским ультрафиолетом, окрашивать легкие никотином, трескать недожаренные шашлыки на набережной, практиковать незащищенный секс с полоумными студентками и делать множество других летних вещей, категорически полезных для оттачивания кармы. Но до завтрака – полчаса спорта. Хотя бы полчаса.

В первый день Александр Михалычу в джокинг-компании было единодушно отказано с мотивом «вчера же только прилетели, блин».

Любимов и Эрнст

Во второй – на основании тотального обгара конечностей.

Ну а на третий… уже по сложившейся традиции.

Любимов рассекал по утреннему саду соло, пугая глупых пернатых и полусонных ящериц. За завтраком ворчал, стебался, клеймил нас позором, обвинял в предательстве интересов гласности и перестройки, всячески хотел в Москву и требовал от нас компенсации в виде посильного участия в программе «Взгляд», что всерьёз тогда никем не было воспринято.

Лысенко и Любимов

Я совершенно не понимал, зачем надо остервенело бегать ранним утром, когда можно сколь угодно плавать днём. Тем более что вечерами все упивались так же, как в Москве, только вино здешнее было вкуснее и дешевле.

Однажды, когда мы, вернувшись с ужина, болтали, сидя на балконе, и лениво любовались огнями вечерней развратной Ялты, смешивая аромат реликтового можжевельника с ядовитым дымом болгарских сигарет «Опал», дежурный, деликатно постучав в дверь, сообщил:

– Любимова к телефону, Лысенко из Москвы.

Саша, ждавший звонка руководителя «Взгляда», ломанулся на выход. Слишком быстро. И неправильно. Траекторию не выстроил. Через мгновение раздались ужасающий грохот, немузыкальный звон, стенающий мат. Переглянувшись, мы вскочили, едва не опрокинув столик с южными яствами. Костя распахнул дверь номера. На лестнице метрах в пяти-шести от нас, покачиваясь, живописно сползал по стене окровавленный Люби: эритроциты хлестали из десятков порезов, разукрасивших двухметровую стать ведущего. Саня просто прошел сквозь прозрачную стену, взрезав, как тогда казалось, все артерии своего могучего организма раскрошенным в калейдоскопические осколки стеклом. Он шарил руками по загорелому корпусу, растерянно пытаясь перекрыть хлещущую кровь, которая превратила его полосатые шорты в алые. Ни у меня, ни у Кости в тот момент не было сомнений, что страна лишилась своего ТВ-кумира: столько красной влаги мы видели только в голливудских боевиках. Липко-красным было залито все: стена, лестница, площадка. Пара тонких багровых ниточек украсила даже потолок.