Марк Пекарский - ..из коллекции Марка Пекарского

Её рассказал учащийся… студент факультета… им. П.И. Чайковского: «Однажды Марк Пекарский ехал в Англию, точнее, в Шотландию, точнее, в Глазго. В Шереметьево, на таможне, его, как вы правильно предположили, конечно же, остановили, так как… Его багаж составляли 84 металлических ящика с инструментами. Швейцарский music box 1897 года рождения – этот механический аналог современных электронных музыкальных развлекательных агрегатов перевозился в ящике № 656. На его валиках было записано 18 мелодий, среди которых особенно эффектными были увертюра к Тангейзеру Вагнера, Песня Варлаама из Бориса Годунова Мусоргского и русская народная песня Не одна я в поле кувыркалася. До столетнего юбилея музыкального ящика оставались считанные дни, и композитор Александр Раскатов к этому случаю написал своё великое произведение Воспоминание об «Альпийской розе», в котором прославил не только сам юбилей, но также и Байку № 1. Для достойного празднования юбилея Пекарскому понадобились вентиляторы… много вентиляторов… целая партия вентиляторов… Четыре из них участвовали в новом произведении Раскатова Гра-ка-ха-та на тексты Велимира Хлебникова, написанном для солирующего тенора и одновременно скрипача Алексея Мартынова и Ансамбля Пекарского. Остальные вентиляторы… О, вы даже не представляете себе, для чего же нужны были остальные… Я тоже не представляю… Сам же Пекарский объяснял их необходимость специфическими чисто шотландскими климатическими условиями, при которых совершенно необходимо было вставлять эти вентиляторы внутрь литавр, что позволяло влиять на окружающую температуру и таким образом регулировать интонацию швейцарского музыкального ящика. Шереметьевские таможенники не удовлетворились представленными Пекарским объяснениями, но всё же пропустили эту партию вентиляторов…»

Проблема, тем не менее, так и не была решена на веки вечные, так как в следующий раз…

Её рассказал невольный свидетель случившегося, который пожелал остаться неизвестным:

«После приземления в Риме перед блюстителями торговых пошлин встала всё та же проблема, и они решили досмотреть весь багаж Пекарского. Каково же было их изумление, когда в ящиках №№… – да не важно, в каких именно, – они нашли партию… российских женщин, командированных Российским союзом театральных деятелей на празднование в Риме столетнего юбилея Владимира Владимировича Маяковского. Пекарский возглавлял тогда Театр звуков, „а союзовские“ дамы были оформлены как члены театра. Поняв, однако, что снять пошлину с театральных членов Пекарского не удастся, их вместе с самим Пекарским передали на паспортный контроль.

Жене Пекарского, Ольге Петровне Колесниковой, легальность которой Пекарский догадался вовремя оформить, удалось убедить итальянцев, что «союзовские» женщины – не живой товар (прости, Господи!). Сам же Пекарский – не только член этого гастрольного театрального товарищества, но и – более того – его глава, а не какой-нибудь су… суть… сутен… – пардон, не могу правильно произнести».

Короче – праздники как в Глазго, так и в Риме, невзирая на все трудности передвижения, в конце концов, удались. Это, в свою очередь, лишний раз доказывает, что на театре жизни искусство является единственной объективной реальностью, то есть субстанцией или, если хотите, материей в единстве форм её движения. Именно это качество не преминула отметить пресса: «Вы думали, что существует четыре элемента музыки, не так ли? Мелодия, гармония, ритм и тембр? Их пять, что наглядно показал Марк Пекарский… Добавьте театр!» (The Glasgow Herald).

– Непонятно, для чего Вам, г-н Пекарский, все эти приключения на свою… Умолкаю, умолкаю: вопрос, конечно же, риторический. В таком случае удовлетворите наше любопытство и скажите, как же началась эта… как бы поделикатнее… болезнь, что ли… Может, недомогание? Определённо, это уже лучше. Попробую ещё точнее! Да, да, да – это Вам понравится: увлечение?

– Ответ готов и даже уже напечатан. Он содержится в приветствии публике, пришедшей на открытие выставки Игры в инсталляциях, где были представлены инструменты из моей коллекции…

– При чём здесь инсталляции?!

– А что же есть, по-вашему, ударные инструменты, как не «монтирование и оборудование какого-либо предприятия или установки» [10] Краткий словарь иностранных слов. М., 1984. С. 101. или – ещё проще – не сама установка, устройство?

Её рассказал однажды сам г-н Пекарский в Институте культурного и природного наследия им. Д.С.Лихачева по улице Космонавтов, дом 2:

«Дорогие друзья! В то время, когда я был студентом Музыкально-педагогического института им. Гнесиных [11] Сейчас Российская академия музыки им. Гнесиных. , я часто бывал в этом доме. Здесь тогда располагалось общежитие гнесинского института. А приходил я сюда, чтобы с однокурсниками и однокурсницами постигать премудрости того, что было абсолютно никому не нужно, но без чего нельзя было жить в нашей советской стране. Не знаю, как остальные, а я уж точно не понимал сути слов научный коммунизм, атеизм, марксистская эстетика, диамат и т.д. Поэтому после сокращённого до предела «изучения», сводившегося к списыванию друг у друга конспектов, мы весело общались допоздна. И вот однажды во время маленькой пирушки в комнате № 36 одна из очаровательных обитательниц этого жилища подарила мне арабский барабанчик под названием дарабукка. Он был похож на кувшин, поставленный вверх дном, а вместо самого дна была натянута кожа. Барабан не мог стоять самостоятельно, потому что его керамический корпус был слегка повреждён снизу. Ранение оказалось не тяжёлым, я был полон сострадания и, позабыв о девушках, весь вечер общался с моим новым другом…»

Ил. 4. Арабский барабанчик дарабукка

БАЙКА №5 О ПЕКАРСКОМ

(ПРО DOPPELAUSKLAUBSTÄBCHEN)

Её рассказал… студент… НИФИЗДИ:

«Однажды ещё совсем молодой Марк Пекарский сидел с ещё довольно молодой Софиюшкой Губайдулиной за бутылкой водки, и происходило это в классе ударных Гнесинского института, горделиво именуемого сейчас Академией. Обсуждалась животрепещущая проблема: как нельзя играть на ударных инструментах. Пекарский убеждал Губайдулину, что существует множество самых разнообразных и интереснейших не описанных в учебниках способов извлечения звука… Убеждал так… Убеждал эдак… Убеждал ещё раз… И ещё… Наконец, в пух и прах убежденная София Асгатовна начала писать музыку для ударных. В результате всемирно теперь известный композитор София Асгатовна Губайдулина через определённый промежуток времени произвела на свет целый „выводок“ произведений для Пекарского и его ансамбля».