Михаил Ганевский - «Мишка, Мишка…» Воспоминания

В училищной библиотеке нашёл я старинную «Школу игры на виолончели». Там оказалось множество самых разных упражнений. И что самое интересное – разбирались технические трудности трёх знаменитых Концертов для виолончели с оркестром: Гайдна, Дворжака и Шумана. Каждый трудный момент раскладывался на простые элементы. И превращался в упражнения. После такой работы всё становилось легко! Эти три концерта, их исполнение, сыграли серьёзную роль в истории моего ученичества. И в училище, и в консерватории…

Но туда, – в консерваторию, – надо было ещё попасть! А я сам поставил под серьёзный удар возможность этого…

…Весна 64-го была щедрой на события. Шеф, как-то, затеял поехать с классом в Серебряный Бор. Пикник устроить. Запомнилось, как он, такой шикарно одетый, закурил «Мальборо» в сосновом лесу. И говорит:

– Чувствуете, какой дивный воздух! – А я подумал:

– Чего ж этот воздух сигаретным дымом портить?..

Не скажу – дух противоречия во мне сидел. Только ни пить, ни курить я не хотел. Курить противно было (видно, материнская затрещина после первого «общения» с куревом, – лет около девяти, – сработала). А пить?..

…Я вырос в переулках возле Бутырской тюрьмы. Разный там народ жил. До шестого класса я отличником был. Посылали меня помогать уроки делать к двоечникам. Нравился мне в классе один паренёк – Вовка Климанов. Учился он слабо.

Пришёл я к нему домой…Сидим с ним за столом – задачки решаем. А на единственной кровати мать его, пьяная до бесчувствия, лежит. Рядом, на полу, такой же бесчувственный отец… (Я позже шёл по Новослободской улице и увидел этого папашу, лежащего мертвецки пьяным на проезжей части. Носом в канализационную решётку…) Это он так бил Вовку, что тот всё время в синяках ходил…

…Вот я и решил:

– Не хочу отвечать за поступки той скотины, в которую превращает человека вино! –

А поступил в училище – начались гулянки. Затаскивали меня на какие-то праздники, вечеринки. Редко, но метко. Шеф приезжал – собирались у кого-нибудь, отмечали дни рождений и т. п. Он – сорокалетний. И мы… Лет по шестнадцать – девятнадцать. Пить молодёжь не умела. 15 – 20 минут разговора, а потом начиналось… Типа: «Ты меня уважаешь?» Я не пил. И никакой радости в таком обществе не испытывал…

…Подходит ко мне Миша М.:

– Шеф послал меня с тобой поговорить. Ты себя неправильно ведёшь. Мы все пьём, а ты – как «белая ворона». И всем неприятно… – Я ему:

– Давай так. Ты сейчас мне рассказываешь, что хорошего в питие. Убедишь – я тогда буду пить наравне со всеми. – Он:

– Ну вот, понимаешь, это так здорово! Ощущение полёта, интересные беседы… – Я:

– Какие беседы?! Да вас через двадцать минут по очереди в ванную оттаскивают. А уж разговоры: я тебя уважаю, ты меня… – Понял Миша М. и отвалил…

А на том пикнике в Серебряном бору я в пьянке не участвовал. Фотоаппарат, как всегда, был при мне (я с детства фотографией увлекался). И «нащёлкал» я там много всего. Потом проявил, отпечатал и в класс принёс. А там сцены на травке. С Шефом в обнимку. Ну, думаю, кто захочет – разберут…

…Через несколько дней подходит ко мне в коридоре Шеф и говорит:

– Миша, продай мне плёнку… – Продать? Ему?! За деньги?!! Я буркнул что-то вроде «Нет». Больше он на эту тему со мной не разговаривал.

Я оставался при своём мнении. И, как-то, кому-то сказал, что мне не нравится, как NN наших девочек «совращает» (кажется, так). Имел в виду питие, поцелуйчики и т. д…

А Шефу-то и доложили… Буча поднялась страшная!

Устроили надо мной суд показательный.

В каком-то классе собрались все действующие и недействующие ученики Шефа. NN тоже. И меня тянут к ответу. Я у рояля… Наверное, я волновался. Поддержала меня только моя Таня. Она после операции аппендицита долго не появлялась. Не была в курсе событий… А тут на меня налетают… А я нравственные ценности защищаю. Это и её ценности тоже….А мне:

– Как ты мог?! На кого!? На NN, значит и на Шефа?!

Требовали покаяться и признать… Но я категорически стоял на своём. С тем и разошлись…

В коридоре один из «бывших» сказал мне, что после ТАКОГО – надо из класса уходить…

А я не желал – и всё тут! Третий курс закончился. Оставался дипломный год. Я хотел в консерваторию поступать. Большинство из выпускников Шефа – поступали. Уйду – о поступлении нечего и мечтать…

Вот выгнать меня из класса в тогдашней ситуации было невозможно. Только что на общем комсомольском собрании выбрали меня первым заместителем секретаря комитета училищного. Отец помог. Сказал:

– Что вы там разговоры разговариваете. Дело делать надо. К примеру, в ПТУ моём устроили бы культурный «ликбез» – концерты с объяснениями, что ли!..

На собрании коммунисты задали комсомолу «разгон» скандальный. Мол, опять танцы-обжиманцы, выпивки с поцелуйчиками. Ничего хорошего не делаете!.. Вот кто что-нибудь дельное предложит?..

И наступил мой «звёздный час». Вышел я и всё сказал…

В результате весь прежний комитет «сковырнули». Меня «толкнули» сначала в состав нового. И тут же выбрали первым замсекретаря… К тому же директриса (педагог вокала) очень любила Зою Григорьевну Соловьёву-К., которая в 40 – 50-е годы, обладая замечательным голосом, была ведущей солисткой музтеатра им. Станиславского и Немировича-Данченко. А теперь работала в нашем училище. Это её чувство перешло на Таню (дочь З.Г.). И на меня отчасти…

Шеф – партийный деятель. Секретарь парткома Мос. Гос. Филармонии! Он знал, что ему грозит, если он меня «тронет», а я отвечу (с плёнкой-то!)..

…Понял я это много позже. Лет двадцать спустя. Умудрённый хитросплетениями взрослой жизни…

Ну, что же! Зато, после того неудавшегося «аутодафе», я получил от него за весь дипломный год только один урок! «Ни да, ни нет» – что мне играть для поступления в консерваторию (в письме классу из Нью-Йорка) мне не смогли помочь. Быть может… История, к сожалению, не знает сослагательного наклонения…

В тот год Шеф гастролировал без остановки. Дал задание на лето. Предупредил, что приедет только на два дня в сентябре. Один день для проверки сделанного самостоятельно и на следующий день – зачёт (типа полугодового экзамена). Он был тогда зав. кафедрой виолончелистов, и все педагоги кафедры (7 человек) ждали его приезда, чтобы выставить своим ученикам полугодовые оценки.

У меня – педагога нет. Осталась за старшего пианистка. Та самая Наташа (Н.Н.). Приходилось искать нам с ней общий язык. Так сложилось, что трое моих студентов-конкурентов остались на второй год и дипломником был я один.

Для летней самостоятельной работы я взял концерт А. Дворжака, 1 часть. А учил по той самой «Школе игры на виолончели», о которой я уже писал. Там подробно рассматривались технические трудности этого концерта. Дело шло на лад, и Н.Н. (истинно творческой натуре) стало интересно со мной работать. Старых обид мы не вспоминали, работали дружно.