Доктор Альмера - Маркиз де Сад

Ожидание несомненной свободы в недалеком будущем делало их неспособными сдерживаться в эти последние часы их заключения.

Они сгорали от нетерпения и вышли из повиновения тюремщикам.

Это возбуждение зашло так далеко, приняло такие размеры, что г. де Лонай счел своим долгом запретить заключенным прогулки по площадкам, откуда они могли своими криками и жестикуляцией волновать народ.

Ни один из заключенных, не особенно многочисленных в 1789 году, не был так возмущен принятой мерой, как маркиз де Сад.

Как только было сделано это распоряжение, он выскочил из своей камеры и пытался — впрочем, тщетно — отстранить караульных, которые охраняли вход на башни.

Его увели в камеру только после того, как приставили заряженные ружья к груди.

Несколько дней спустя, 2 июля, взбешенный отказом, полученным снова от коменданта, он вздумал воспользоваться жестяной трубой, которую ему дали для выливания в ров из камеры жидких отбросов.

Вооружившись этим инструментом, он начал кричать в окно своей камеры, которое выходило на улицу Св. Антония, что узников Бастилии режут и надо освободить их.

Собралась толпа, привлеченная этим диким криком, и г. де Лонай, хорошо понимая, как были возбуждены умы, серьезно обеспокоился…

…Победители Бастилии были крайне удивлены, найдя там так мало узников.

Народ, который любит чувствовать себя растроганным, предполагал, что в этих казематах заперто множество людей, закованных в железные цепи, осужденных на ужасные мучения.

Что этих предполагаемых жертв оказалось ничтожное число — оскорбило и расстроило. Девять обывателей округа Св. Людовика на Иле, во главе которых был некто г. Ламар, решили выяснить дело.

Они явились в комитет округа и высказали свои сомнения.

Они были почти уверены, что несчастные остались заключенными в Бастилии в забытых казематах, которые известны только тюремщикам. С каким нетерпением, с какой смертельной тоской ждут они, вероятно, своего освобождения! Необходимо спешить, не теряя ни минуты, иначе они умрут с голоду и отчаяния…

Так говорила делегация из девяти граждан, приведенных Ламаром.

Комитет послал одного из своих членов вместе с несколькими чиновниками округа осмотреть все камеры и казематы.

Не нашли ничего.

Для большей уверенности они потребовали четырех тюремщиков Бастилии: Трекура, Лоссинота, Гюйона и Фанфара, которые и явились 17 июля в 11 часов утра.

Допрошенные отдельно, они, поклявшись говорить правду, дали точные разъяснения относительно башен, камер, казематов и узников, которые были в них заключены.

Лоссинот, которого допрашивали о двух башнях, где он был сторожем, ответил, между прочим, что последний из заключенных в башне Свободы был маркиз де Сад, недели три назад переведенный в дом братьев милосердия Шарантон, что после его перевода были наложены комиссаром Шеноном печати на дверь его камеры для сохранения различных вещей, которые были там оставлены.

В то время, когда косвенно упоминалось о маркизе де Саде, он находился в Шарантоне, где ему и было, собственно говоря, настоящее место.

Невзирая на обширные помещения, большой сад и прекрасный вид, удостоверенный всеми путеводителями по Парижу, маркиз де Сад не оценил достоинств своей новой резиденции, в которой и режим и дисциплина были гораздо легче, нежели в Бастилии.

Маркиз де Сад на первых порах казался довольным своим пребыванием в этом доме сумасшедших, быть может, потому, что надеялся пробыть здесь недолго.

Он приказал украсить свою комнату и сохранил в ней множество вышитого платья, отделанного галунами, и даже характерные костюмы, которые привез с собой из Венсена.

Властный и гордый, он царил в кружке своих поклонников, немного более сумасшедших, нежели он сам, и играл роль непризнанного «великого» человека.

Г-жа де Сад продолжала хлопотать об освобождении своего мужа, но относилась к нему с недоверием. Быть может, в глубине души она сознавала, что лучше было бы не иметь успеха.

Она начала понимать, наконец, действительный характер своего мужа. У нее, кстати сказать, было достаточно времени для этого.

Месяц спустя, 16 сентября, в Шарантон прибыла комиссия под председательством президента парламента Луи де Пелетье де Розамбо, который потребовал список заключенных и документы.

Протоколы о заключенных составлены были в алфавитном порядке. Вот протокол о де Саде.

«Маркиз де Сад, сорока восьми лет, прибыл 4 июля по приказу короля, подписанному накануне. Препровожден в упомянутый день из Бастилии за дурное поведение. Семейство платит за его содержание».

Это посещение Шарантона, как и других мест заключения почти одновременно, имело целью убедиться в произвольных арестах, которые общественное мнение приписывало старому режиму.

13 марта 1790 года, после горячих прений, Конституционное собрание утвердило проект декрета о приказах об арестах, представленный г. де Кастеляном, первый пункт которого гласит:

«В течение шести недель после опубликования настоящего декрета все лица, заключенные в замках, домах милосердия, тюрьмах, полицейских частях и других местах заключения по приказам об аресте или по распоряжению исполнительной власти, если они законно не присуждены к взятию под стражу или же на них не было подано жалобы по обвинению в преступлении, влекущем за собой телесное наказание, а также заключенные по причине сумасшествия, — будут отпущены на свободу».

Де Сад получил 17 марта известие об этом декрете, открывавшем ему двери его тюрьмы, а на другой день его сыновья, которых он не видел с 1773 года, явились в Шарантон сказать ему, что освобождение близко.

Они не сообщили об этом посещении своей матери, но президентша Монтрель побудила их к нему; она, впрочем, сильно беспокоилась о последствиях этой меры для своего зятя. «Я желаю ему, — сказала она, — быть счастливым; но я сомневаюсь, что он сумеет быть счастливым».

Каково бы ни было мнение о душевных качествах маркиза, все же можно предположить, что он не без волнения встретился со своими сыновьями.

Он пригласил их обедать и в течение двух часов гулял с ними в саду Шарантона.

23 марта они снова были у него и принесли ему декрет Конституционного собрания.

Шесть дней спустя, 29 марта, он был освобожден.

Одно из первых его посещений было в монастырь Св. Ора. Жена отказалась принять его.

Она навсегда излечилась наконец от страсти к этому негодяю, который так долго третировал ее и мучил.

Она хотела жить вдали от него и забыть его.

Презрение убило любовь.

Эта душа, наконец умиротворенная, освобожденная от своих иллюзий и слабостей, нашла убежище у Бога.

Решением суда в Шателэ 9 июля 1790 года было установлено между супругами «разделение стола и ложа».