Иван Канина - Физкультура и литература

Мой киянок знал меня как облупленного. Он многому меня научил. В том числе – драться. Но больше всего я благодарен ему за то, что он научил меня искусству любви. Но об этом нельзя рассказывать.

Два урока подряд мы занимались ничегонеделанием. А в конце занятия заходили в учительскую коморку, брали успешные работы предыдущего класса и сдавали их учителю. Он был в восторге. Мы тоже. Все были довольны и тонули в объятиях. Слёзы наворачивались на глаза. Это были моменты настоящего искреннего счастья. Неподдельного. Ради таких моментов стоило жить. А после уроков трудовик вёл нас в кафе и угощал пиццей и мороженым. Нет, конечно. После уроков учитель уже не мог никуда идти. Алкогольная усталость и трудовая интоксикация брали над ним верх. Шатаясь, он брел в святая святых, открывал крышку дубового свежеструганного гроба и ложился смотреть волшебные, наполненные адскими муками и извращенными пытками сновидения.

Наутро после огуречного лосьона он просыпался в собственном гробу и чувствовал себя как огурчик. Как маринованный в уксусе корнишон. Бодун колоссальный. Трудовик думал, что ночь, проведенная в дубовом ящике, по своим полезным свойствам соответствует времени, проведенному в кедровой бочке. Или в камере депривации. Но эффект был слегка другим. Все его гнусное тело было испещрено занозами, кое-где из кожи торчали сучки. Кровопотеря, не то, чтобы присутствовала, но была явно налицо. Бледная, обзанозенная, смердящая падаль. Учитель часто называл себя "маргиналом". Когда он утром восставал из мертвых, то лучше было не попадаться ему на глаза. И под руку тоже.

Однажды в школе появился новый охранник. Он делал обход в рекреации трудов, когда неожиданно обнаружил паранормальную активность. Охранник увидел одержимого демонами окровавленного выродка. Как он узнал об одержимости, спросите вы? Все просто. Во-первых, учитель трудов, начинал свой день с невыносимых ругательств, проклятий небесам и богохульств. С нечленораздельного воя и разбрызгивания слюны. Он изрыгал из себя всю ненависть к жизни. Каждое утро он искренне удивлялся, отчего дьявол до сих пор не призвал его к себе. И злился, дико злился. Во-вторых, школьный охранник когда-то давно был священником. Узрев это богомерзкое создание, охранник тут же осенил себя крестным знаменем и стал готовиться к обряду изгнания дьявола. Он был оптимистом. Но ни в коей мере не реалистом. Достаточно было одного беглого косого взгляда для того, чтобы понять, что трудовика не спасти. Единственное верное средство – четвертование, дыба, сажание на осиновый кол и сжигание на костре. Именно в такой последовательности. Возомнив о себе невесть что, святой охранник решил покрасоваться. Точным выверенным движением он достал святую книгу из униформы, раскрыл на нужном месте и читая, двинулся навстречу. Трудовик же, находясь в тотальном оглушении, со склеенными коростой веками, махая киянком, наощупь ковылял по коридору. Он орал благим матом, пытаясь вышибить ушные пробки. Но у него, как всегда, ничего не получалось. В среднем, процедура пробуждения, утренняя гигиеническая гимнастика и туалет, в связи с многочисленными психофизическими отклонениями, занимали у него около трех часов. Основными чертами его характера были: скрупулёзность, педантичность и чистоплотность. Ну и пунктуальность. Надо отдать ему должное – он никогда не опаздывал на урок. Всегда одет с иголочки, точнее со сверла. Вся его роба насквозь продырявлена металлической стружкой, а в некоторых местах был нарушен и кожный покров, что вызывало кровотечение. Он считал это полезным. Кровопускание как первичная профилактика инсульта, так сказать. На никогда не мывшейся голове, в жирных кудрях, лежала деревянная стружка и копошилась целая колония древоточцев. Выглядел он экстравагантно. На любителя. А с похмелья – и того хуже. Но святой охранник ничего об этом не знал. Когда он устраивался на работу, ему сказали, что коллектив сплоченный, дружный, но иногда случаются конфликты. Он считал себя человеком коммуникабельным и не волновался. Но он никак не ожидал столкнуться с проклятым школьным призраком.

Благословенный отец-охранник, читая псалмы, твердым уверенным шагом шел навстречу просыпающемуся и трясущемуся в лихорадке трудовику. Жизнелюбие первого било ключом. Ненависть второго – киянком. Посреди коридора произошел контакт. Светлая голова экс-священника, склоненная в молитвенном экстазе, встретилась с беспощадной беспринципностью деревянного киянка. Трудовик яростно размахивал им, пытаясь продраться сквозь папоротниковые джунгли. Да, у него были зрительные галлюцинации и что? Но для его утра это совершенно нормальное явление, такое же, как и утренний лежак. Объективно, охранник сам виноват, не стоило ему лезть поперек батьки в пекло. То, что случилось потом, лучше не вспоминать. Тем хуже для нас, ибо мы вспомним. Трудовик, нарубив папоротника, решил развести костёр. Холодная ночь, проведенная в дубовом гробу, могла стать причиной простудных заболеваний. А заболеваний у него и так хватало. Он до сих пор не мог вылечиться от скарлатины, цинги и от лихорадки новорожденных. Учитель поднял забитое до состояния отбивной тело охранника и понес его в свою коморку. Точнее – в пещеру, так ему казалось. Дальнейшее описание событий может вызвать у вас анафилактический шок, апоплексию или себорею. Предупрежден – значит вооружен. Можете смело пропустить этот абзац. Ничего познавательного, образовательного, воспитательного и, уже тем более – оздоровительного, там не будет. Я же могу и не писать об этом. Но могу и писать. Выбираю второе.

Для того, чтобы не жечь костёр на голой земле, трудовик постелил еловый лапник. В реальности – это был лист оцинкованной огнеупорной жести. На мягкие ветки он бросил тонкие сухие щепки, а сверху – свежесрубленный папоротник. Учитель щедро полил бензином мякиш бездыханного охранника. Использовав кремниевые камни, он развел огонь. Удивительно то, что и в реальности он тоже использовал кремниевые камни. Тело-папоротник вспыхнуло. Трудовик поднес руки к костру. Горячий воздух согрел заскорузлые окровавленные кисти. Жар поднимался выше. И вот уже обдерматиченные артрозные локти стали наливаться теплом. За ними – выбитые из суставов, плечи. Дрожь, постоянно бившая учителя, стала уменьшаться. Сознание его стало проясняться. Еще бы, ведь пылающий человеческий труп и не на такие чудеса способен. Поскользнувшись на крови и ударившись затылком об острый угол, он ненадолго потерял связь с жизнедеятельностью. Но милостью Бога, уже через несколько секунд был возвращен в мир живых. Ибо путь его еще не завершен. На самом деле, трудовик даже не заметил падения и ранения в голову. Он встал, отряхнулся, размазал кровь и твердым шагом направился по своим делал. На авансцену вышли свежие галлюцинации, вызванные травмами головного и спинного мозга. Теперь трудовик видел вокруг себя шикарные апартаменты. В одной из комнат пылал камин. Самое время для кофе, подумал он. В пьяном угаре, он взял с полки масленку и поставил её на поминальный костёр. Через минуту масло вскипело. Почувствовав приятный кофейный аромат, трудовик снял турку с огня. Рухнув на грубо сколоченную скамью, он вытянул ноги. Хруст в коленных суставах длился около минуты. В коленных чашечках явно не хватало синовиальной жидкости. Чтобы восполнить дефицит, учитель пригубил из масленки. Масло заполнило пасть и побежало дальше по пищеводу, обжигая и уничтожая все на своем скользком пути. Дальнейшие события вспоминаются ему словно в дыму. К тому времени, тесная коморка без окон была полностью задымлена. Концентрация угарного и углекислого газа на квадратный метр достигла критической отметки. Сознание, и без того омраченное, подернулось мутной пеленой, пошло поволокой, затуманилось. Тьма поглотила его.