Вячеслав Пайзанский - С утра до вечера

Вячка еще верил в добро. Эту веру он потерял немного позже, в следующем учебном году. Вячка понимал, что его творчество очень несовершенно, что нужно много работать над собой. Но, к его несчастью, не было около него знающего и серьезного критика и учителя, а ему не пришло в голову послать стихи свои на отзыв тому же Фофанову, которым Вячка тогда восхищался. Он был один, вокруг были только враждебные силы. Он не мог и помышлять послать свои творения в журнал или в газету. Это бы значило, в его понимании, отдать на осмеяние себя и свои творения, или, еже того хуже, обречь себя на исключение из гимназии.

Вячка боялся показать свои произведения учителям. Он был уверен, что они не заинтересованы в развитии его таланта, так как вражду к своим стихам видел он на протяжении двух лет.

С другой стороны, Горшковы, муж и жена, советовали ему бросить стихи и мечту стать поэтом. Над их советом много размышлял Вячка, но Соня, самый большой его доброжелатель, его друг, наоборот, доказывала, что он талантлив, что бросать занятия поэзией бессмысленно и вредно, как для него самого, так и для общества, которому, в конце концов, принадлежит его дарование.

Вячка был на перепутье. Возможно, он бросил бы поэзию, но настояния Сони, ее любовь и дружба победили.

Вячка опять стал писать, опять увлекся и совсем забросил учебу.

Соня, стихи и музыка, – вот что составляло тогда жизнь Вячки.

Кто мог наставить его на путь истинный?.. Родные были далеко и интерес их к жизни Вячки был чисто платоническим, наружным, распространявшимся на одежду, обувь и прочие аксессуары, нужные для его существования. Его внутренняя жизнь, душа, если можно так сказать, были для родных темны и неинтересны. Все увлечения Вячки для них были чужды, а для Вячки – святы!.. В лучшем случае, они вызывали у них улыбку сочувствия.

Надлежащее и доброжелательное руководство, в котором Вячка так тогда нуждался, сохранило бы для него и дружбу с Соней, и поэзию, и музыку. И все это осветилось бы прилежной учебой и уважением к ней.

Но без руководства эти увлечения принесли отрицательные последствия. Три двойки в годовых оценках оставили Вячку на второй год. Никому было невдомек, отчего это произошло, все было отнесено на счет Вячкиной лени.

И сам Вячка не понимал, в чем дело. Он тоже винил свою лень. Им были недовольны учителя, недовольна квартирная хозяйка Горшкова, осуждавшая его дружбу с Соней, недовольны родные. Неудачно для Вячки закончился учебный год.

Но Вячка не унывал!

Его сердце было с его поэзией и с его Соней!..

Вячка проводил каникулы, как всегда, в городе К., где жили его старшие сестры и где в этом году проводил каникулы старший его брат, Петр, закончивший уже московский университет.

Печальные это были каникулы! Сестры укоряли его за второгодничество и за лень, брат откровенно угрожал дубиной. Ему запретили заниматься поэзией. Вячка покорился, затаив в себе обиду и гнев. Ему оставалась только балалайка, на которой он виртуозно играл со второго класса и даже одно время участвовал в струнном оркестре. Поддерживали Вячку и письма Сони, которые она аккуратно писала, почти еженедельно, да его письма к ней, в которых он горько жаловался на отрешенье от поэзии.

Но и эта переписка прервалась: Вячкины письма проходили через руки Марии Николаевны Горшковой, мачехи Сони, и подвергались прочтенью. Узнав, Соня прислала новый адрес, своей подруги, Раи Гинзбург. Но и этот адрес провалился: рая сама была неравнодушна к Вячке и письма его стала передавать Сониной сестре Гале, а та мачехе, выслуживаясь перед ней за различные безделушки – перчатки, чулки, туфли, воротничок и тому подобные.

Соню Горшкова не любила за непокорность и уменье правду сказать в лицо, а теперь возненавидела, ничего ей не покупала, держала в старых платьях и стоптанных башмаках.

Соня не меньше ненавидела мачеху, разлучившую ее отца с родной матерью, жившей в Вязьме на гроши, зарабатываемые от продажи газет в станционном киоске.

Соня переписывалась с матерью по адресу на женскую гимназию.

Итак, переписка Вячки и Сони прервалась. Но это уже было перед концом каникул.

Вячка, как и раньше, с канику приехал прямо в дом Горшковых.

Но их денщик Никифор не впустил его в комнаты, заявив, что-де «не приказано пущать».

Вячка потребовал вызвать Марью Николаевну, Та величественно приплыла и, после вежливых взаимных приветствий, изрекла:

«Мы с Колей решили больше комнату тебе не сдавать. Она нам нужна. В ней будет жить Галя, перешедшая в выпускной класс».

«А как же я?» – оторопело спросил Вячка.

«А ты живи где хочешь. Поэту Койранскому даже Гинзбурги двери откроют».

Гинзбург был известный в городе богач, банкир.

Вячка почувствовал злую иронию и намек на чувства Раи Гинзбург, о которых, вероятно, Галя информировала мачеху.

Раздосадованный и злой Вячка воскликнул:

«У Гинзбургов уж Вы ищите покровительства, а я найду себе что-нибудь почестнее!»

«Ах, так?!.. К нам ходить не смей!.. Я прикажу Никифору накостылять тебе шею в первый же твой приход… И с Сонькой видеться не смей!.. Ишь, развратитель!..» – прокричала бывшая хозяйка Вячки и тут же добавила:

«Никифор, снеси его вещи с лестницы и помни, что я тебе приказала!»

С этими словами она повернулась и ушла в комнаты.

«Ехидна!» – тихо сказал Никифор, которого Вячка не раз угощал папиросами и с которым был в полуприятельских отношениях в прошлую зиму.

Но делать нечего! И Вячка с Никифором пошли вниз, таща корзину с бельем и одеждой и перевязанную ремнями постель. В подъезде Вячка остановился, угостил Никифора папиросой и, тяжело отдуваясь, понес свои вещи на Скобелевскую улицу, где жил Ванька Дубинин.

Оставив у него вещи, Вячка в сопровождении Дубинина пошел искать новую квартиру. Они обежали полгорода и только к вечеру на калитке небольшого одноэтажного домика на Широкой улице наклейку с извещением, что сдается комната.

Они вошли. Их встретила еще не старая женщина, с умным и симпатичным лицом, подтвердившая, что, действительно, она сдает комнату, и провела их в нее.

Комната была просторная, с мебелью. Однако, выяснилось, что плата за нее равнялась тем деньгам, которыми располагал Вячка и сколько он платил Горшковой, но без стола и без стирки белья, как у той.

Хозяйка вышла из положения. Она предложила Вячке поселиться в комнате рядом, с ее взрослым сыном. В этом случае стол и стирка входили в Вячкину сумму.

Эта комната тоже была большой и в ней без труда устанавливалась вторая кровать.

И сюда поздно вечером Вячка и Ванька Дубинин принесли вещи. Здесь Вячка стал жить, в одной комнате с Петей, парнем лет 20, служившим телеграфистом на станции железной дороги.