Илья Амурский - Матрос Железняков

Солдаты были явно смущены.

— Да ведь наше дело какое? Наше дело маленькое, — нарушил молчание светлобровый солдат. — Должны выполнять волю собрания. Нас избрали окопники и сказали: «Вот мандаты вам. Езжайте в Кронштадт и проверьте все…»

— Вам правильно сказал товарищ, что все это подлая брехня о Кронштадте, — вмешался в разговор высокий матрос. На ленточке его бескозырки горели позолоченными буквами два слова: «Заря свободы». Увлекшись беседой с солдатами, Анатолий не заметил, когда он подошел.

— Никаких мы путей-дорог немцам не открываем, — продолжал он. — Власть в городе находится в руках Совета рабочих и солдатских депутатов. Он поддерживает в городе строгий революционный порядок.

Солдаты с жадностью ловили слова матроса. В эти дни они слышали столько клеветы на Кронштадт, простое слово очевидца было для них очень важно.

— Нас обвиняют в анархии, — продолжал матрос. — А кто? Буржуазия и ее соглашатели. Все дело в том, что мы не доверяем Временному правительству. Волю народа эта власть не выполняет. Почему до сих пор идет война? Для кого мы воюем?

— Вот и мы об этом говорим. Для кого? — подхватил солдат-фронтовик.

— Войну надо кончать. Мы, кронштадтцы, за ленинские, большевистские лозунги. Мы избрали своих представителей в Центробалт. — Видя, что окружающие не совсем поняли его, матрос пояснил: — Это наш комитет. Он контролирует деятельность командования флотом, пресекает всякую контру.

В это время пароход загудел, подходя к пристани у Петроградских ворот. Пассажиры хлынули к трапу, оттеснили Анатолия от матроса, и он потерял его из виду. А так хотелось его о многом расспросить…

На пристани стояли часовые, проверяли документы.

— Где ты ее взял? — спросил один из них, рассматривая старую флотскую книжку, предъявленную Железняковым.

— Тут ясно сказано. Флот выдал.

— Но это липа, а не документ: По таким бумажкам мы не пропускаем в Кронштадт с тех пор, как дали по шапке царю Николашке, — разъяснил часовой.

Не слушая объяснений, часовые вызвали караульного начальника. Посмотрев документы Анатолия, тот приказал:

— Проводите его к товарищу Пожарову.

Часовой повел Железнякова в город, в Кронштадтский Совет.

— Не беспокойся, братишка, сейчас вот придем к товарищу Пожарову. Он человек понимающий, душевный… — говорил часовой Анатолию.

— Кто это такой, ваш Пожаров? — спросил Анатолий.

— Матрос-большевик, депутат нашего Кронштадтского Совета. Сейчас он во всем с тобой разберется.

Убедившись при разговоре, что перед ним тот самый Железняков, который из-за преследования самодержавия вынужден был оставить военную службу и перейти на нелегальное положение, Пожаров обрадованно воскликнул:

— Так вот ты какой орел! Много, много рассказывал о тебе товарищ Груздев…

— Груздев? Федор? Где он сейчас?

— Сейчас его нет здесь. Выехал на сухопутный фронт. Надо разъяснять солдатам правду о нашем Кронштадте. Ты, наверное, знаешь, читал в газетах, какую клевету распространяют о нас?

— Знаю. Сегодня, когда добирался сюда, на пароходе видел делегацию солдат от двенадцатой армии. Я им твердо заявил, что кронштадтцы никогда не были и не будут предателями революции!

Пожаров одобрительно сказал:

— Вижу, что ты из тех, кто не подведет нас, кто будет драться за нашу революционную балтийскую честь!

Железняков заверил с пафосом:

— Товарищ Пожаров, прошу передать всем членам Центробалта, что матрос Железняков снова в боевом строю и не пожалеет своей жизни для борьбы с контрой!

— Скажи мне, что ты сейчас хотел бы делать, где служить? На корабле или в какой-нибудь береговой части?

С небольшой заминкой Анатолий ответил:

— Думаю пойти в машинную школу сдавать экзамены. Ведь я и в бегах все время не расставался с учебниками. Хочу быть механиком на революционном корабле!

— Молодчага! Будем надеяться, что экзамен ты выдержишь. По нашему настоянию начальник всех морских сил Кронштадта издал приказ: каждый желающий держать экзамен по специальности, даже если он не обучался в школе, но имеет практический опыт, должен быть допущен к экзаменам.

— Вот здорово! — просиял Железняков. — А насчет опыта… — Он показал Пожарову свои руки, покрытые мозолями.

— Все понятно. А к какой партии принадлежишь? — спросил Пожаров.

— В партию я еще не вступил… — тихо ответил Железняков.

Видя смущение Анатолия, Пожаров дружелюбно добавил:

— Ну ладно, об этом мы с тобой поговорим в следующий раз. А вот как быть с новой флотской книжкой? — И после минутного раздумья сказал: Ладно, приходи завтра сюда. Я поговорю о тебе с начальником штаба. Пока же напишу-ка я тебе записку. Иди к начальнику порта, там получишь новое обмундирование, а то ты… в такой робе совсем не похож на военного моряка.

Проходя по улицам и набережным, Железняков видел, как изменился Кронштадт.

Крепость переживала волнующие дни новой жизни. Казалось, даже волны Финского залива стали веселее плескаться у гранитных стенок старинного порта Кроншлот, звонче рассыпались по гаваням корабельные склянки. Всюду красные знамена и плакаты с революционными лозунгами. Сорваны у входов в Петровский парк старые дощечки с надписью: «Вход собакам и матросам запрещен».

Проходя через Якорную площадь, Железняков обратил внимание на памятник адмиралу Макарову. В бронзовой руке прославленного русского флотоводца краснел флажок…

Из порта Анатолий вышел в полной матросской форме и решительно направился к зданию Морского инженерного училища. Объявления, расклеенные по городу, звали матросов и солдат гарнизона на общебазовое собрание.

Исполнительный комитет Кронштадтского Совета собрал представителей всех воинских частей крепости, чтобы обсудить ответы на пять вопросов, заданных от лица Временного правительства приехавшими в Кронштадт министрами Скобелевым и Церетели:

об отношении Кронштадта к центральной власти; о правительственном комиссаре; о военных и морских начальниках; об органах местного самоуправления; об арестованных комиссарах.

Часовые не пропускали Железнякова в зал, требуя предъявить документы.

Собрание уже началось. Слышно было, как в зале выступали ораторы. А представители частей все еще прибывали и прибывали.

Железняков не отходил от двери и настойчиво доказывал, что ему обязательно надо быть на этом собрании.

— Не имеем права пустить тебя, если у тебя нет никакого…

Этот диалог между часовым и Железняковым прервал подошедший Пожаров.

— Что случилось, товарищ Железняков?

— Не пропускают меня, — с досадой сказал Железняков. И прибавил: — Вот так свобода…

— Правильно поступают, — улыбнулся Пожаров. — У нас порядок строгий. И, обратившись к матросу с красной повязкой на рукаве, сказал: — Пропустите товарища.