Илья Амурский - Матрос Железняков

Заполненные вооруженными матросами и красногвардейцами вагоны гудели веселым шумом. Заглушая лязг буферов и колес, перекатывались по длинному составу песни, в раскатистом хохоте тонули матросские шутки, звенели гармошки.

В штабном вагоне головного эшелона вместе с Еремеевым находились члены Морского военно-революционного комитета Берг и Железняков.

На станции Любань была получена неожиданная весть, что впереди идет неизвестный бронепоезд.

Попыхивая трубкой, Еремеев спокойно продиктовал телеграмму:

«Начальнику станции Чудово. Предлагаю вам задержать и не пропускать до моего прибытия неизвестный поезд, следующий на Москву».

Но в Чудове задержали не бронепоезд, а эшелон самого Еремеева. Ему предъявили телеграмму за подписью Викжеля.

В телеграмме категорически предписывалось начальникам всех станций пропускать вне всякой очереди бронепоезд, идущий под номером 251-бис, и задерживать неизвестные воинские составы, возглавляемые неким Еремеевым, выдающим себя за члена Военно-революционного совета.

— Что-о-о! — широко раскрыл глаза Еремеев, крепко сжимая в зубах мундштук трубки. — Тысяча дьяволов! Да ведь под номером 251-бис идет наш второй состав!

Срочная телеграмма по линии, выстуканная телеграфистом под диктовку Еремеева, требовала от всех руководителей железнодорожных организаций, под угрозой расстрела, во что бы то ни стало задержать бронепоезд. Но бронепоезд мчался все дальше и дальше. Нагоняя на всех страх своими пушками и двадцатью пулеметами, он беспрепятственно проносился вихрем через станции и разъезды. Вскоре выяснилось, что это тот самый бронепоезд Керенского, который обстреливал красные части под Царским Селом. Спасаясь от захвата, он прорвался через станцию Дно по Полоцкой линии на Николаевскую железную дорогу и теперь мчался на помощь московским юнкерам.

Кто-то высказал предположение: возможно, на нем сам Керенский.

Теперь Железнякова нельзя было удержать никакими силами. Он возбужденно ерошил волосы, хватался за наган и готов был на любой риск, лишь бы задержать и разоружить бронепоезд. Он не отставал от Еремеева:

— Товарищ комиссар, Константин Степанович, разрешите захватить бронепоезд.

— Каким образом?

— Нагоним!

— А дальше?

— Разгромим, если не сдастся!

— Из винтовок?

— Да, если нужно, то с помощью винтовок и ручных гранат.

Еремеев дал согласие. Железняков с друзьями стремительно пошел вдогонку бронепоезду на головном эшелоне.

Напрасно пытался враг уйти. Как затравленный зверь, преследуемый опытными охотниками, испуганно удирая, он летел по рельсам, выжимая из паровоза все, что можно выжать. За ним стремительно летел матросский поезд. Перебравшись на паровоз, Железняков бросал тревожный взгляд на приборы, энергично подбрасывал уголь в топку и подбадривал уставшего машиниста:

— А ну поднажмем, братишка, поднажмем! Железняков вглядывался вдаль; ветер бил ему в лицо, хлестал по щекам, рвал волосы. Мелькали телеграфные столбы, поля, рощи, мосты.

С каждым часом расстояние между бронепоездом и матросским составом сокращалось.

Станцию Бологое бронепоезд проскочил с боем. Местные рабочие, получив телеграмму от Еремеева, несмотря на протесты железнодорожных чиновников, пытались задержать бронепоезд. Но он сумел прорваться, круто изменив курс на Липецкую ветку.

Теперь бронепоезд уже не мчался, а полз. В любой момент на каждом километре он мог попасть в западню, приготовленную рабочимижелезнодорожниками. Так и случилось. Не дойдя до станции Куженкино, он остановился. Путь впереди был разобран.

Под прикрытием темноты Железняков с группой матросов почти вплотную подошел к противнику…

Бронепоезд сдался морякам.

— Вот наша первая помощь москвичам, — торжествовал Железняков.

Плененный балтийцами, бронепоезд шел к Москве уже под красным флагом.

Захваченные во вражеском бронепоезде наганы, шашки и прочие трофеи помогли отряду еще более вооружиться для предстоящих новых боев с врагами.

Эшелоны прибыли в Москву 4 ноября. Вокзал был переполнен красногвардейцами из соседних губерний. Они возбужденно рассказывали матросам, как вместе с московскими рабочими вышибали юнкеров из Кремля.

— Значит, мы опоздали? — спросил кто-то из матросов.

— Ничего, ребята, еще и вам хватит работы! — ответил красногвардеец из Иваново-Вознесенска, тоже принимавший участие в освобождении Кремля от юнкеров.

— Вот что нас задержало, — хлопнул коренастый матрос по броне вагона с торчащим грозным стволом орудия. — Хотели враги вам нож в спину воткнуть. Не вышло! Мы их перехватили!

В штабном вагоне Еремеев собрал всех командиров, представил им прибывшего из города члена Московского военно-революционного комитета, который поблагодарил петроградцев за помощь.

— Если б не вы, много хлопот принес бы нам этот бронепоезд. Юнкера так ждали его…

Рассказав коротко о положении в Москве, член военревкома в заключение добавил:

— Много еще затаилось здесь всякой нечисти. Ее нужно выявить и обезвредить. Надеемся на вашу помощь!

Обычно тихая маленькая квартирка Железняковых в Петровско-Разумовском наполнилась шумными, веселыми голосами. Повидаться с родными пришел Анатолий да и друга своего Николая Ховрина привел с собой.

Анатолий много раз принимался целовать сестру Саню, обнимал мать, утиравшую радостные слезы, подбрасывал к низкому потолку малышей племянников — детей сестры.

До поздней ночи шли оживленные разговоры, расспросы о пережитом за время длительной разлуки.

Когда утомленные моряки улеглись спать, истосковавшаяся по сыну мать подошла к нему, присела на край кровати и стала ласково гладить по волосам, тихо приговаривая:

— Соколик мой, родной мой Тошенька… Где ж ты скитался так долго?

Анатолий успокаивал мать и уверял, что все ей расскажет — где был, что делал, как тосковал о ней…

Но мать так и не дождалась исповеди от сына.

Ранним утром балтийцы уже покидали дом, где так тепло и радостно было им провести хотя бы несколько часов. Сгребая в охапку племянников, Железняков говорил им:

— Растите, хлопчики! Вам не придется так мотаться в жизни, как вашему дяде! Эх, и жить будете, бесенята! Без горя и нужды!

Нежно обнимая сестру, Анатолий что-то говорил ей совсем тихо.

Мать припала к широкой фигуре сына, потом поцеловала его дрожащими губами, закрыла лицо фартуком и отошла к окну…

Скрывая волнение и выступившие слезы на глазах, Железняков хлопнул дверью и сбежал по лестнице, догоняя ушедшего вперед Ховрина.

Выполнив свое задание в Москве, матросы-балтийцы и красногвардейцы готовились в обратный путь. Но в конце ноября из Петрограда пришла новая директива.