Ольга Югова - Сага о МаТане, или Сестры-двойняшки: начало пути

Сидят играют, Таня: «может быть и буду колоть. Это же прививочка. Я тебе сделаю больно!» Кровожадно так прозвучало.

Маха: «я знаю, кто такой парафин. Это такой зверек фиолетового цвета, его никто не знает». Пожалуй, все так и есть, и Маха правда знает его не понаслышке. Ей раньше делали парафиновые аппликации на ноги.

Таня: «мама несла на спине тяжелую сумку детей». О да, эта картина Тане знакома не меньше, чем Махе парафин.

Маха мне с укором: «ты почему меня здесь одну оставила? Там собака лает!» Что характерно, оставила я ее не одну, а с Таней и дедулей, а собака лаяла где-то далеко за окном. Но все равно непорядок, да.

Таня: «я тут выпучила глаза и страшно зарычала: ррр!» Ну так-то это танино обычное состояние по жизни.

Девочки уложили хомяка-повторюшку в игрушечную сушилку для посуды, я прихожу, они мне: «мама, тише! Ребеночек спит!»

Таня Махе шепотом: «давай беседовать».

Маха: «давай». И натурально, беседуют шепотом, изредка прерываясь, чтобы сказать мне: «тише, ты чего шумишь?» А я вообще молчу.

Таня смотрит на свое пузико: «какая я толстенькая под кофточкой!» Да уж, 11 кг живого веса. Толстушечка.

Маха идет: «хватит мне говорить, я сама знаю!» Ее возмущает, что я ей говорю, какой ногой и с какой скоростью шагать. Беда в том, что когда я ей не говорю ничего, она вообще останавливается. А так-то знает, несомненно. В теории.

Таня: «я Маню поглажу» и гладит Маху игрушечным утюгом. Таня верна себе.

Маха, только начав делать упражнения: «ых, полежать бы, отдохнуть бы…»

Мечтать не вредно, что тут скажешь.

Таня: «Мумми-Тролль это такой зверек. Мумия и тролль». Представила и вздрогнула. Хотя что там, они обе под это описание подходят.

Маха: «а чего тебе Константин Сергеевич сказал, как сегодня ходить, без костюма? А почему всегда теперь без костюма?» – с неудовольствием. Потом прихожу, говорю: «Маха, доктор сказал, сегодня можно в костюме походить». У Махи сияние на все лицо: «пошли одеваться!» Таня подозрительно: «как сказал, ты что, сейчас у него была?» С такими детьми телохранителей не надо.

Таня: «все друзья рыбки лягут спать в кроватки, а медуза будет спать на полу. У нее теплый жир, она не замерзнет». Представила себе теплую жирную медузу и решила, что пора уже всем в кроватки, точно.

Махе не спится: «мамааа!» Прихожу. Маха: «ты пушистая!» Милота.

Таня: «будем с Маней играть в прятки. Я спрячусь, а Маня будет искать. Когда научится ходить, как я». В другой бы раз я подумала, что далека песня, но сейчас смотрю – да это вопрос ближайшего времени. Можно сказать, уже почти. Круто.

Таня, заглядывая вечером в нашу комнату: «темная нора! Это спальня». Ну не такая уж прямо нора.

Маха: «я нашла голову Шалтая-Болтая. Она была синяя, деревянная». Страшноватенько.

Девочки собираются в гости, Таня: «я буду гоняться за мальчиками, и мы снова уроним елку!» Наполеоновские планы, вот только елку уже убрали. А то бы и второй пункт точно был выполнен. Они и так закошмарили собаку, поев, изящно вытирали рты скатертью, и если б дотянулись до занавесок, непременно в них высморкались бы. Леди растут.

Маха: «это что за машина?»

Таня: «это мой автомобиль».

Маха: «автомобиль или овтомобиль?»

Таня: «автомобиль!»

Не пойму, это в меня они граммар-наци?

Маха взяла привычку на любой вопрос или сомнение говорить: «я понятия не имею!» И еще с такой интонацией, типа чего вы ко мне пристали, откуда я могу знать.

Таня: «мам, перебубни!» Это у нее так звучит просьба повторить сказанное.

Маха идет: «мама! Преследовай меня!» Махе спокойнее, когда я иду где-нибудь рядом с ней, и это вот так называется.

Махе попала в руки вешалка. Обычные пластиковые плечики. Вертит в руках: «кого бы повесить на вешалку? Оо, змея хочет быть повешенной!» И деловито ее вешает. Боже.

Играют. Таня: «они разломили червяка пополам, и в стаканчик натекло много крови. Он живой, но чуть не умер». Вот даже не знаю, порадоваться за него в такой ситуации или посочувствовать. Откуда они берут такие образы? Я им вроде ничего подобного не читала. Но судя по всему, к реальной жизни дети готовы.

Надеваю на Маху розовую кофту. Маха: «розовый дрозд стал, розовый. Похож на маленькую синюю птичку». Поэтично, и главное, так последовательно. Розовый, похожий на синего.

Таня: «я полезный! – сказал утенок».

Маха: «я тоже!»

Ну да, у них игры суровые. Вредными быть нельзя.

Маха: «Таня считает, что ванна – это самолет». Тут я вынимаю Маху и утаскиваю ее. Таня: «Маня будет из самолета выходить, а я лечу, лечу».

Наклонилась к Тане, когда она ела. Таня: «а ты не укутаешься в кашу?» Теперь буду знать, как называется, когда они в каше обе с головы до ног. Это они в нее укутались.

Поставила Махе музычку, чтобы ей было веселее заниматься. Помогло. Она вместо нытья, как ей скучно и надоело, стала танцевать. Ну, в той мере, в какой может, конечно. Причем подошла только итальянская попса. Под Pink Floyd она стала засыпать, а под Rammstein не попадала в ритм. Ну что ж, senza problemi, senza paura. Даже что-то помню еще, спасибо Данте.

Маха решила поболеть с утра. Врач пришла, когда Махе уже похорошело, смотрит ее, помяла пузико, спрашивает: «где болит?» Маха с важностью: «нигде. А раньше вот тут болело». Конкретная девушка.

Таня, видя, что Маха не ест, а пьет только, говорит наставительно: «надо есть, а не пить!» Ну, Махе можно и не поесть немножко, не беда.

Маха: «лиса поднялась на колесо оборзения и оборзялась. Как будто она в колесе оборзения застряла».

Хорошая память у детей. Все в точности так и было, но только в октябре. И на колесо обозрения поднималась я – ну, лиса, все правильно – а оборзялась Маха. Орала так, как будто я обратно не вернусь никогда.

Таня: «я вытерла мордочку своей пушистенькой лапкой. А другая лапка тоже пушистая, и задние пушистые, чтобы было тепло». Ну в принципе да, дети мохнатые. Но когда родились, вообще все были шерстяные. С белым пухом.

Маха по нездоровью была освобождена от физнагрузок. Но к вечеру нервы у нее сдали, она сказала, что здорова, потребовала надеть костюм и ходить, а потом: «мама, сделай мне растяжку!» Когда я отказалась, она села в позу лотоса и давай сама растягиваться. Никогда такого не видела. Потом сама зарядила себе упражнения, какие вспомнила. Вот это да.

Таня лежит нежится: «мама, мамочка! мне тепло с мамой. Мамочка, папочка, все рядом со мной. И с Маней». Квинтэссенция детского счастья.

Маха утром: «а где папа?» Говорю ей: «в интернате». Маха: «в интернете? В планшетник что ли въехал?» Ну да, интернат, интернет, какая разница. Однако Маха максимально приблизилась к пониманию сути папиной работы.