Леонид Спивак - Рубикон Теодора Рузвельта

На великих просторах американского Запада обретали новую жизнь разнообразные персонажи. У самого Рузвельта оказался беспокойный сосед: хозяин обширного поместья, молодой французский авантюрист, маркиз Антуан-Амедей де Мор. Говорили, что в Париже он убил двух противников на дуэли, сбежав затем от правосудия за океан. Здесь он женился на дочке нью-йоркского финансиста с Уолл-стрит и собирался на средства тестя разбогатеть на поставках говядины. Свое имение в Дакоте маркиз назвал Медорой, по имени супруги. Вокруг денежного француза собирались «крутые парни» с темным прошлым, спорить с которыми мало кто решался. Медора иногда наезжала к своему маркизу; специально для нее де Мор заказал «охотничий экипаж» с полевой кухней, фарфоровым сервизом и атласными простынями.

Антуан-Амедей рассчитывал, выстроив систему скотобоен и наладив поставки мяса вагонами-рефрижераторами, стать одним из богатейших людей американского Запада. В узком кругу парижский аристократ с мушкетерской бородкой и длинными нафабренными усами говорил о своей принадлежности к королевскому дому и надеялся с помощью американских денег и военного заговора заполучить французский трон.

Маркиз де Мор

«Люди маркиза» вели себя вызывающе, особенно на общих выгонах, но до серьезных столкновений между Рузвельтом и де Мором поначалу не доходило. Через год с небольшим, в сентябре 1885 года, Антуан-Амедей решил, что настало время для куража. «Мой дорогой Рузвельт, принципы заставляют меня взять быка за рога», – выказал галльский темперамент маркиз. Перечислив свои претензии соседу, он послал прямой вызов на дуэль: «Я к вашим услугам, между джентльменами подобные вопросы разрешаются напрямую».

Теодор не мог отступить, чтобы не стать посмешищем для всей округи. Но его ответ поразил даже отпетых дакотских сорвиголов. Рузвельт принял вызов и предложил стреляться из убойных винчестерских винтовок с расстояния в двенадцать шагов. Маркиз предпочел умерить парижский гонор. Холодный мир между соседями был восстановлен.

Зима в «Дурных землях» начиналась рано, иногда в октябре. Ледяной ветер с песком и снежной крупой ослеплял и сбивал с ног погонщиков и скот. Ночью столбик термометра опускался до тридцати градусов ниже нуля. Но такой лютой зимы, что случилась в 1887 году, не могли припомнить даже старожилы. Снежные бураны следовали один за другим. Каждый новый день был холоднее и ужаснее предыдущего. Люди теряли в пургу дорогу к дому и замерзали, иногда прямо у порога своих жилищ. Температура опускалась до минус сорока. Даже выносливые лонгхорны, длиннорогие коровы, привыкшие добывать корм из-под снега, стали гибнуть целыми стадами. Под вой ночных метелей отчаявшиеся фермеры и ковбои, достав шестизарядный кольт и последнюю порцию виски, сводили счеты с жизнью.

Свернул свой бизнес амбициозный маркиз Антуан де Мор, как и другие хозяева дакотских ранчо. Рузвельтовский «Мальтийский крест» также прекратил свое существование. По весне, когда сошел снег, весь необозримый край оказался покрыт остовами погибших животных, а реки запружены и испорчены их разлагающимися останками. Теодор писал, что скотоводческий регион полностью уничтожен, а сам он «должен быть рад, что просто вернулся домой».

И все же был другой итог. По складу ума и мотивации поведения Рузвельт навсегда остался человеком с американского Запада, человеком фронтира, границы. Российский культуролог Н. Анастасьев писал: «Для американцев frontier слово особое: надежда, вызов, символ. Надежда на лучшую долю, вызов судьбе, символ непокоя, постоянной готовности начать жизнь сначала».

Прогоревший владелец ранчо чувствовал себя победителем. Остались позади юношеское заикание и астма; теперь это был жесткий и уверенный в себе «человек-вестерн», спокойно глядевший в лицо любой опасности. Столь весомый багаж помогал неудавшемуся бизнесмену на протяжении всей его на редкость колоритной жизни.

Задолго до того, как Теодор стал полковником, героем кубинской войны, губернатором и президентом США, он был заядлым натуралистом. «Я начинал свою жизнь как зоолог», – писал в «Автобиографии» Рузвельт. Мальчишкой он мог часами прятаться в траве, наблюдая за повадками птиц. Его комната была набита собранными за время летних путешествий коллекциями мелкой фауны. По дому нередко разносился запах химических реактивов, порой такой едкий, что прислуга в родительском доме однажды взбунтовалась, потребовав перенести теодоров «музей зоологии» на чердак. К четырнадцати годам Тедди проштудировал «Происхождение видов» Дарвина, а в студенческие годы опубликовал несколько работ по орнитологии в научных журналах.

Рузвельт говорил, что с американского Запада начиналась «романтика его жизни». Когда три десятилетия спустя бразильское правительство предложило ему возглавить весьма непростую экспедицию в джунгли Амазонки, Теодор даже не раздумывал. Нанести на карту мира новые территории, пройти никем доселе не изведанным путем – вряд ли существовал больший соблазн для бывшего дакотского ковбоя. «Это мой последний шанс побыть мальчишкой», – пояснил он близким.

Затея действительно казалась мальчишеством: экспедиция была организована из рук вон плохо. Основные хлопоты взял на себя менеджер крупнейшей американской компании по производству спортивных товаров Энтони Фиала, более известный как руководитель неудачной экспедиции на Северный полюс в 1903 году. Корабль Фиалы затерли и раздавили льды, и экспедиция два года провела в арктическом плену. В личной храбрости Фиалы никто не сомневался, но отвечавший за оснащение и снабжение новой экспедиции никогда не бывал в тропиках Южной Америки.

Другим, не менее колоритным участником бразильского предприятия был Джон Зам, католический священник и писатель, помогавший Фиале готовить экспедицию. С Рузвельтом его связывало многолетнее знакомство и любовь к творчеству Данте. В Бразилии Джон Зам бывал главным образом как натуралист-любитель. Ревностно служа святому престолу, отец Зам в то же время слыл тайным сторонником эволюционной теории – учения, подвергавшегося анафеме с каждой епископской кафедры. В 1896 году священник выпустил (под псевдонимом) книгу «Эволюция и догма», которую Ватикан внес в рескрипт запрещенных изданий, а папа Лев XIII упомянул в энциклике о так называемой «ереси американизма».

Отплывавшая из Нью-Йорка 4 октября 1913 года экспедиция поначалу не внушала опасений. Рузвельту с компаньонами предстояло пройти рекой Риу-Негру, одним из главных притоков Амазонки – район до известной степени изученный, не предполагавший чрезмерного риска и суливший богатый материал для исследований. По договору с нью-йоркским Музеем естествознания Рузвельт включил в состав экспедиции двух его опытных сотрудников: Лео Э. Миллера и Джорджа К. Черри. Первый из них был маммологом (специалистом по млекопитающим), а второй – орнитологом.