Валерий Свешников - Дальний край

В ближайшие выходные дни новые коллеги пригласили меня поехать, а точнее, поплыть на рейсовом теплоходе в какие-то красивые места близ Владивостока, но мне пока совершенно неведомые.

Такой способ выезда на природу был для меня внове. Хотя что-то подобное встречалось и в Ленинграде. Но во Владивостоке морские вылазки оказались довольно распространенными и удобными.

Уже в ближайшую пятницу вечером мы встретились на пирсе Морского вокзала. Как принято, купили билеты и в довольно плотной толпе поднялись на судно. Почти вовремя тронулись. Вместе с моими коллегами я расположился на палубе.

Картина города, проплывающего за бортом, а потом и удаляющегося за горизонт, поражала своей красотой. Надо признать, что Владивосток удивительно красивый город. А в тот вечер он как бы представлялся нам, и я был просто восхищен тем, как город галантно показывал прелесть окружающих гор и россыпь домов на них, а потом скалы и бухту Золотой Рог.

Как только мы вышли за маяк, так началась качка и довольно сильная. Мои коллеги посматривали на меня несколько испытующе, но я не знал тогда, что на качку никак не реагирую – качает и пусть качает – раз уж разгулялась такая волна.

Любопытства ради, вышел на палубу, посмотреть вокруг и увидел настоящее море с большими волнами и пеной на них. И тут нас так хорошо окатило брызгами, что я успел почуять удивительный запах и вкус моря. Они стали совершенно новыми ощущениями!

Во время плавания по Белому морю мне, можно сказать, повезло, тогда обошлось без большого волнения и качки. А тут Тихий океан, а точнее, Японское море – его не самое любимое дитя – показывало свой капризный характер.

К своим коллегам я вернулся, облизывая соленые брызги с губ и в полном восторге от увиденного. Мне показалось в этот момент, что я прошел первую проверку морем, и стал почти своим среди коллег.

Уже через пару недель в Приморье наступило лето. А до того почти до начала июля все еще продолжалась не то весна, не то робкие попытки прихода лета.

Эту нерешительность природы мы ощутили во время той первой вылазки на природу. Тот выезд в Славянку оказался полезен тем, что удалось пообщаться с коллегами в непринужденной обстановке. Но, по правде говоря, густой туман, прохлада и высокая влажность сводили на нет все красоты, и эти метеоусловия слегка мешали задушевности бесед.

А через несколько недель пришло настоящее лето, весь туман куда-то исчез, море быстро прогрелось, воздух стал теплым, правда, все еще влажным. Голубое небо и синее море вызывали просто неописуемый восторг, который для нас – сухопутных обитателей европейской части страны – был понятен.

Хотя мы с Борисом прибыли с берегов моря, но Балтийского. Море там, вроде бы, и есть, но его присутствие как-то смазано. Чего ему не хватает, сразу не скажешь, но понятно, что не только солености воды.

С наступлением тепла в институте начинались экспедиции. Они, естественно, назывались морскими, а станции, где мы работали, носили тоже соответствующее название – МЭС – морская экспедиционная станция.

По институтским станциям и вообще, по окрестным местам, в начале лета проводилась ознакомительная поездка. Мы впервые увидели наше институтское судно – довольно вместительное, в меру быстроходное и безотказное.

Первым делом посетили МЭС на острове Попова. Там базировалась наша лаборатория, там нам предстояло «пускать корни». МЭС очень даже понравилась, и мы с Борисом даже начали строить планы, как будем развертывать свою работу.

Потом наше судно направилось к островам Большой и Малый Пелис. Там сделали остановку с ночевкой. Большой Пелис удивил тем, что посередине его совсем рядом с морем находится небольшое, но пресное озерцо.

Мы отлично поныряли с маской и даже с аквалангом. Наловили разной морской живности – трепангов, гребешков и морских ежей. Подивились обилию трофеев и, наконец, отведали даров моря.

Впервые попробовали икру морских ежей, и она нам понравилась. Однако то, что она сильный афродизиак, как теперь называют, мы не подозревали. Хотя коллеги и предупреждали о чем-то подобном, но мы не придавали большого значения их словам.

То, что икра морских «ежиков» действует, как хороший кофе, мы с Борисом поняли только утром, когда вдруг начало светать. То есть мы проболтали всю ночь, а спать не хотелось совершенно. Это возбуждение проявлялось лишь небольшой дрожью, как после крепкого кофе.

Еще одно ощущение осталось в памяти – это удивительный аромат даров моря. В чем он заключался, трудно передать.

Самым сильным впечатлением в этой поездке стала высадка на нашем самом южном острове – Фуругельме, а точнее, на острове Фуругельма.

Он так удален от побережья и так близок к границе, что его мало, кто посещает. Эта уединенность позволила сохранить растительность и живность острова в относительной целости. Мы увидели птичьи базары, нерп, отдыхающих на скалах, а в окружающих водах встретили множество морских животных. Говорили, что сюда даже заходят акулы, но, слава богу, редко.

Все наслышаны о колыбельных песнях. Они, действительно, помогают детям уснуть. Перейти им, так сказать, в объятия Морфея. Однако, оказывается встречаются "колыбельные" песни, после которых не только не уснешь, но утратишь не только желание спать, но и душевный покой.

Сразу после приезда нас поселили в институтском общежитии. Оно располагалось вблизи от института, в одном из пятиэтажных зданий, тесно стоящих вокруг небольшого прудочка. Радость от новоселья портило одно обстоятельство – мы жили там на птичьих правах.

Особенность нашего обитания заключалась в том, что в трехкомнатной квартире общежития было прописано примерно двадцать-двадцать пять сотрудников института. Большая часть из них находилась либо в экспедиции на станциях, либо в Москве или Ленинграде в командировках. А оставшиеся – это примерно с десяток или чуть больше искателей крова и свободных коек.

Приходилось занимать любые свободные кровати, при этом твое, вроде бы, спальное место через неделю оказывалось с полным правом занятым возвратившимся сотрудником, так как он, как и ты, жилец этой квартиры.

Бывало и такое явление, когда число претендентов на койки заметно превышало их количество. Естественно, мы искали места у соседей или соседок. Это уж кому и как повезет.

Однажды мне пришлось ночевать даже на балконе – коль не удалось устроиться у соседей. У них количество мест тоже ограничено, и конкуренция бывала очень высокой.

Необычным украшением нашего сурового обитания в общежитии оказалось ночное пение голосистых жерлянок. В небольшом пруду их водилось достаточно, для того, чтобы свести с ума сотню-другую человек, а может, и побольше. С наступлением темноты они начинали свои песни любви. До десяти-одиннадцати часов вечера их пение не особенно мешало, и даже украшало эту местность.