Валентин Скворцов - Мои впечатления о XX веке. Часть II. 1953—1968

Первую лекцию нам прочитал профессор Курош. Лекция состоялась на первом этаже в большой аудитории 02. По-моему, там собрался весь наш первый курс. Вообще-то наш курс был поделен на 2 потока и на 15 групп, причем пока без разделения на математиков и механиков, которое произошло только со второго курса. Всего на курсе было почти 400 студентов. На каждом потоке были свои лекторы, и все последующие лекции уже проходили в поточных аудиториях мехмата на 16 этаже. Курош был лектором по высшей алгебре как раз на нашем втором потоке. Это был образцовый лектор, обладающий прекрасной дикцией. Он четко и даже с некоторым педантизмом обосновывал каждое высказанное утверждение, делая нажим своим громким голосом на ключевые слова и подчеркивая важность сказанного назидательным указательным жестом своей руки с мелом и рассечением воздуха своей мощной лысой головой. Никаких шуточек или отвлечений в сторону, чтобы позабавить аудиторию, он не допускал. На первой лекции речь шла, кажется, о решении систем линейных уравнений. Это было немного связано с тем, о чем я читал, готовясь в школе к докладу об определителях. Но, как и тогда, мне эта тема показалась не очень интересной. Мне не хватало геометрических образов. Вообще, я лучше почувствовал алгебру позднее лишь тогда, когда понял, что и там о многих вещах можно говорить на языке геометрии.

После лекции у нас начались семинарские занятия по группам. Я был в 14-й группе. Большинство в нашей группе составляли немосквичи, жившие в общежитии, но кроме Риммы Павловой и Жени Голода, о которых я упоминал, я еще никого не знал. Помимо алгебры на первом курсе у нас были занятия по математическому анализу и аналитической геометрии. Геометрию нам читал Борис Николаевич Делоне. Это была полная противоположность Курошу. Он постоянно отвлекался на какие-то веселые истории. Был он альпинистом, и помню, что на одной из первых лекций он рассказывал, как кто-то из его знакомых взбирался на шпиль университета по его внешней стенке. Лектором по матанализу был Крейнес. Кроме математических курсов у нас в расписании были лекции по астрономии, которые читал Воронцов-Вельяминов, известный мне по школьному учебнику для 10 класса. Кстати, в то время отделение астрономии входило в наш факультет и у нас на курсе была очень дружная группа астрономов. Позднее астрономы от нас отделились, перейдя на физический факультет. Начались у нас занятия и по марксизму-ленинизму, т. е. фактически по истории КПСС, по военной подготовке, по физкультуре и, наконец, по английскому языку. Нам всем порекомендовали заняться английским, независимо от того, какой язык был в школе. Так что мне пришлось попасть в группу начинающих. Немецким я позднее попробовал продолжить заниматься на факультативных занятиях, позанимался год, но потом бросил. Так что немецкий у меня так и остался на уровне школьных воспоминаний о строгой грамматике.

В один из первых дней занятий меня вызвали в факультетское бюро ВЛКСМ и назначили исполняющим обязанности комсорга нашего потока. Ясно, что меня нашли по анкете. Видимо, был со мной и какой-то предварительный разговор. Я, конечно, был готов к этому, планировал и даже хотел заниматься комсомольской работой. Но то, что на меня вскоре обрушилось, было мне непривычно. Если в школе я был сам себе хозяином, сам себе выдумывал дела, то тут я без конца получал поручения от членов факультетского бюро. При этом дела были в основном организационные, рутинные. Вначале мне надо было подобрать комсоргов групп, пока лишь временных, назначаемых. Имелось в виду, что они подготовят собрания групп, на которых уже состоятся нормальные выборы комсоргов. Также мне надо было готовить потоковое собрание и подбирать кандидатов в потоковое комсомольское бюро. Эти кадровые дела были еще более-менее интересные, я в результате познакомился со многими людьми с нашего потока. Но кроме этого мне надо было отвечать за то, чтобы все комсомольцы вовремя встали на учет, самому собирать членские взносы, чего я в школе никогда не делал, составлять всякие списки, отвечать за подбор профоргов, групоргов ДОСААФ и прочих организаций. Часто мне приходилось продолжать заниматься этими делами в общежитии, уже после занятий. В результате на занятия математикой – а уже пошли домашние задания – у меня оставалось время лишь поздно вечером и ночью.

Несмотря на эту загруженность, я не забывал о своих грандиозных планах покорения мира. И там у меня, наряду с учебой и комсомольскими делами, на одном из первых мест стоял театр. В новом Дворце культуры на Ленинских горах только начинали создаваться коллективы художественной самодеятельности. Но в университете был еще Дом культуры при старых зданиях в центре. Он стал теперь называться Домом культуры гуманитарных факультетов. А располагался он в помещении бывшей (и нынешней) церкви святой Татьяны, на углу Моховой и Большой Никитской (тогда это была улица Герцена). Я узнал, что там объявлен дополнительный набор в театральный коллектив. Это был еще не тот известный студенческий театр, из которого вышли Ия Савина и Алла Демидова, но тоже вполне добротная театральная студия. Для поступления надо было пройти прослушивание в два или три тура. По ходу дела нас даже заставляли что-то пропеть. Возможно, это было уже после приема, на одном из первых занятий студии. Петь я категорически отказывался, говорил, что у меня совсем нет слуха. Но сидевший за роялем режиссер каким-то образом меня уговорил, и я что-то напел под его аккомпанемент, после чего он сказал, к моему удивлению, что все нормально, зря я смущался. Фамилия этого режиссера была Штейн. По-видимому, это был Сергей Штейн из театра Ленинского Комсомола. Я так думаю, потому что основным руководителем студии был тогда Катин-Ярцев, а про него я нашел в интернете, что он ученик Сергея Штейна. Они оба, видимо, ненадолго задержались в этой студии, потому что ни у того ни у другого в биографиях, которые я нашел в интернете, о работе в университетской студии не упоминается. Из всех вновь принятых образовали молодежную студию, и у нас начались занятия по актерскому мастерству. Катин-Ярцев был тогда преподавателем в Щукинском училище. Часть занятий проводил он сам, рассказывал что-то интересное, но чаще с нами занимались его студенты, в частности Панич, будущий актер и режиссер, эмигрировавший в 70-е годы на Запад и ставший знаменитым диктором радиостанции «Свобода», прочитавшим на этой станции весь «Архипелаг ГУЛАГ», книги Войновича и другие запрещенные в СССР книги. Занятия включали в себя разные, видимо, типичные для театральных училищ игры и упражнения на внимание, на быстроту реакции, на память. Помню, что надо было вовремя хлопнуть в ладоши, не прозевав своей очереди, произнести какие-то слова по ассоциации с чем-то. Мне это все казалось скучноватым и ненужным. Немного интереснее было делать этюды на заданные темы. Занятия проходили раза два в неделю и занимали весь вечер. Я исправно туда ездил, надеясь, что дело дойдет до работы над каким-нибудь спектаклем. Было, правда, несколько репетиций массовых сцен к спектаклю «Машенька» Афиногенова, куда нас ввели, но до участия в спектакле дело не дошло.