Игорь Вебер - Созидатель. Вячеслав Заренков

Заренков привез квитанции, чеки и накладные на листы железа, уголок, металлический профиль, на цемент, доски и даже на электроды, которые использовал при сварочных работах на своем гараже.

– А квартира? – не унимался зампрокурора. – Насколько мне известно, дом, в котором вы получили квартиру, сдавался с линолеумными полами, а в вашей квартире полы паркетные. Как вы можете это объяснить?

– Откуда я знаю? – простодушно ответил Заренков. – Такая досталась. Захожу, а там паркет на полу. Вот, думаю, как хорошо. Что же мне, по-вашему, менять паркет на линолеум?

– Я вам гарантирую бетонные полы тюремной камеры! – вскипел Приемыхов. – Бетонные полы, стены «под шубу», деревянные нары и очень нехороших соседей по камере!

– Послушай, – придвигаясь поближе, с металлом в голосе, с чапаевской злостью к врагу произнес Заренков. В тот момент ему не хватало шашки в руках. – Ну, вот какого хрена ты пристал? Карьеру на мне хочешь сделать? Так вот, знай – зубы сломаешь! С сопроматом у меня в институте было все в порядке, я знаю, как с такими, как ты воевать. Будешь приставать – вылетишь с работы!

Он говорил с заместителем прокурора жестко, на «ты». Ведь они были ровесники. И к тому же беседовали наедине, без свидетелей.

– Я тебя посажу!

– Да пошел ты…

На том и разошлись.

Близилось 9 мая 1986 года, День Победы. Начальник строительного управления № 336 треста 72 Заренков распорядился к концу рабочего дня накрыть стол и пригласить ветеранов. В организации их было всего восемь.

Собрались. Вячеслав Адамович произнес речь, вручил подарки. Подняли по рюмке и выпили. За победу! Закусили и еще по одной. За тех, кто пал на войне!

И тут в приемную врываются чужаки. Два инструктора из райкома партии, два сотрудника прокуратуры и двое из отдела милиции. Рассредоточиваются и занимают позицию для наступления. Следом входит Приемыхов. Оглядывает собрание и тоном человека, зачитывающего приговор, делает заявление.

– Вы нарушаете закон Генерального секретаря ЦК КПСС М.С. Горбачева о борьбе с алкоголизмом! Ваше нарушение имеет отягчающее обстоятельство – вы распиваете спиртные напитки на рабочем месте.

Ветераны опешили. Да, такой закон действительно был. Он вступил в силу в 1985 году. Но люди прошли войну и били врага, а вот этот скользкий тип с неприятной холеной внешностью пытается сейчас их унизить. Как с этим быть?

Вячеслав Адамович встал, схватил Приемыхова за грудки и вышвырнул из кабинета, запуская реакцию ускорения пинком крепкой ноги по некрепкому месту: «Вон отсюда!»

И тут же закрыл дверь изнутри.

В дверь начали тарабанить: «Именем закона, откройте!»

На «бобике» прикатил наряд милиции.

– Что у вас тут случилось?

– Да вот, какой-то пьяный ломится в дверь! – объяснил начальник стройуправления, указывая на зампрокурора.

– Шутник! – верещал тот. – Ты у меня дошутишься скоро!

Три патрульных машины (в одну все не поместились) забрали Заренкова вместе с ветеранами и повезли в вытрезвитель.

Начальником вытрезвителя оказалась женщина.

Она оглядела компанию сочувственным взглядом и повернулась к Приемыхову, который держал под контролем «ход дела».

– Ну, и что ты привез их ко мне, идиот? – она была в офицерском звании и могла позволить себе такое неуставное обращение. – Ну, ты хотя бы в честь праздника, Дня победы, постеснялся. Как я буду определять степень их опьянения? Приборов у меня таких нет.

Приемыхов схватил со стола лист бумаги, свернул его в трубочку: «Пусть в нее дуют!»

– Ты это засунь себе, сам знаешь куда, – уже недобро стали реагировать старики с колодками медалей на пиджаках.

В итоге всех отпустили по домам. Концерт по заявкам окончен.

Но на следующий день на столе Заренкова лежал свежий номер газеты «Ленинградская правда». Статья называлась «Их было восемь» и написана она была в едком обличительном стиле. Фельетон – жанр, который умер вместе с советской журналистикой и не дожил до сегодняшних дней, в те времена был грозным оружием. Используя запрещенные лексические приемы, он любого героя публикации изничтожал, превращая в жалкого и не заслуживающего уважения человека. Таков был фельетон сам по себе. А написанный по заказу, – что в данном случае очевидно, – он был заправлен двойной порцией ехидства и несправедливости.

На публикацию в областной газете положено реагировать. Статья всегда являлась курком, а нажать его и сделать выстрел должны были «ответственные на местах».

Ответственным в данном случае был управляющий треста, Николай Федорович Саранский, коммунист до мозга костей. Человек, принимавший волю партии, как высшую волю. Когда звонили из райкома или, тем паче, обкома, Саранский, поживший и повидавший многое, снимал трубку и вытягивался по стойке смирно.

Райком приказал наказать Заренкова и отчитаться о принятых мерах.

Все, что мог сделать Николай Федорович, чтобы вывести своего начальника управления из-под удара, – это провести рокировку, спрятать его за другими фигурами.

– Переведем тебя на должность технолога треста, а там они успокоятся, и мы все вернем обратно.

Вячеслав Адамович месяца три был главным технологом. Но Приемыхов никак не унимался, он жаловался в главк, писал «разоблачительные» письма и «сверху» потребовали более серьезного наказания.

Саранский понизил Заренкова до прораба. Если бы Вячеслав Адамович тогда взбунтовался и написал заявление, его бы уволили. Но не по собственному желанию, а по статье КЗОТ. Такая отметка в трудовой книжке крайне нежелательна. Это черная метка, клеймо плохого сотрудника.

Заренков очень болезненно переживал эту ситуацию. И она не прошла для него даром. Во время очередного совещания он почувствовал острую боль в груди. Нет, он даже толком ее не почувствовал, просто горячее, раскаленное жало вонзилось в сердце и остановило его. «Какая сильная боль!» – пронеслось в голове еще до того, как Вячеслав Адамович упал без сознания.

Его увозили на «скорой». Неделю пролежал в больнице. А потом врачи сказали, что нужен покой.

– Категорически необходим отдых, примерно полгода никакой работы, никаких нервов.

– Да вы что? С ума сошли? Я здоровый человек! Выписывайте меня!

Еще через неделю все повторилось. Снова жало – так прижало, казалось, что сильнее нельзя – ан можно!

– Вам больше работать нельзя, – говорили врачи. – Оформляйте инвалидность и живите спокойно, государство будет платить пенсию.

Заренков инвалидом быть не хотел. Но к рекомендациям докторов прислушался. Он понял, что первый звонок для него уже прозвенел, дело серьезное.

«Надо просто хорошо отдохнуть!»