Игорь Вебер - Созидатель. Вячеслав Заренков

Работать мозгами – это, пожалуй, кружок шахмат.

И он отвел Диму на плавание и на шахматы. Привел, записал и был готов водить на занятия, но сын взбунтовался.

– Почему они меня постоянно обыгрывают? Это неправильно! Они должны сначала меня научить!

В бассейне плавал, но шахматы бросил. Хотя дома любили эту игру. Шахматные партии проводили по кругу, по вечерам шел нескончаемый чемпионат. Бывало, что Галина выигрывала у мужа, бывало, что сын побеждал мать, если она чуть-чуть поддавалась.

А недавно она так удачно поддалась на уговоры соседки, которая предложила работу завхоза в детском саду.

– Что ты там зарабатываешь на своей стройке? 130 рублей оклад? А сколько ты тратишь времени и денег на дорогу? А сколько сидишь на больничном с ребенком?..

И Галина на два года стала завхозом: отработала Димкину выпускную группу в детском саду и весь его первый класс. Из школы сын приходил с портфелем к маме, садился делать уроки, пока сама она таскала раскладушки, двигала шкафы, принимала мешки с сахаром и крупами, таскала бидоны с молоком.

Ох, эти бидоны! Весом в тридцать семь килограммов! Галины габариты не рассчитаны на такие нагрузки, но жизнь каждому дает свои испытания…

И самые роковые удары судьбы со стороны порой выглядят буднично.

Настал день «черной субботы». Предприятия, имея четкий производственный план, все-таки иногда выбивались из графика великих свершений. И раз в месяц или в квартал все недоработанное, недоделанное сбивалось в дополнительный будничный день. Так суббота перекрашивалась из красного календарного дня в черный цвет.

Суббота 22 марта 1979 года стала для семьи Заренковых чернее черного.

В перерыв Виктор Заренков запрыгнул в кабину грузовика, чтобы доехать до магазина. Надо было что-то купить к обеду. Водитель притормозил у кромки дороги. И начальник участка как-то неосмотрительно двинулся наперерез. Как будто отключились внимание и инстинкты у всегда собранного и дисциплинированного человека, всего-то на миг.

И в этот миг страшный удар легковушки отбросил Виктора на встречную полосу, где шел грузовик с прицепом-шаландой, и Заренков еще раз попал под колеса.

Такая нелепая смерть – она никак не лепилась, не рифмовалась со всей его жизнью, деятельной и перспективной. Ему шел сорок второй год.

Не грянули громы, не разорвали полотнище неба всполохи молний, мир не содрогнулся ни одним своим мускулом. Жизнь не остановилась. Только мама София Петровна – она приехала на похороны из Ходулов, – за один день постарела сразу на десять лет. С тех пор мама никогда больше песен не пела, хотя петь умела, любила. Закончились ее праздники. Для нее «Синий платочек» стал траурным, черным.

Мастер Заренков завершал работу на важном объекте. Впервые в истории СССР в Ленинграде должен был состояться Международный форум работников рыбной промышленности, выставка рыбной индустрии, морепродуктов и передовых технологий. В рамках этого мероприятия было запланировано посещение иностранными делегациями института «Гипрорыбпром». Казус заключался в том, что сам институт располагался на территории Воскресенского Новодевичьего монастыря. До передачи в лоно РПЦ храмов и монастырей еще не дошло, но партийные функционеры понимали щекотливость момента.

– Нехорошо это, – признал кто-то из вышестоящего эшелона. – В том смысле, что не поймут иностранцы, пойдут ненужные разговоры…

Поэтому и было решено построить для института «нормальное» здание за пределами монастырской обители.

Заренкову как мастеру, а затем и прорабу (на этом объекте он пошел на повышение) пришлось активно работать по обе стороны монастырской ограды. Вот тогда в первый раз и пришло осознание, что «все это как-то неправильно».

В зале заседаний стояла трибуна, грозно высилась статуя Ленина, висели знамена, плакаты и прочая атрибутика соцреализма. Ильича демонтировали и перенесли, начали сбивать со стен отслоившуюся от сырости штукатурку. Она отбивалась легко, грузно шлепалась на пол большими пластами. А под ней – смотрите, ребята! – строители как-то разом умолкли. Шуточки, бравурные фразы, шелуха суеты – все угасло. Не мигая, в упор на рабочих смотрел сам Христос. И лик Богородицы. Ангелы и евангелисты один за другим выходили из штукатурного плена десятилетий…

Это всех потрясло.

Напротив монастырской ограды возвели новое здание. В нем и разместились сотрудники «Гипрорыбпрома». А встык институтскому корпусу построили секцию жилого дома. Просто было свободное место, и Заренков предложил его рационально использовать. Десять процентов жилого фонда по договору получает строительное управление. Десять процентов – это, к примеру, пять новых квартир. Кто на них может рассчитывать? Начальник управления – раз. Заренков как автор идеи, как мастер, проявивший себя на объекте, – без всякого обсуждения – два! Ну, и кто-то еще, третий, четвертый и пятый.

Вячеслав Заренков постарался: в доме были проведены отделочные работы по высшему классу. Более того, в квартирах установили телефонную линию! Покупай аппарат, получай номер – готово! Он примерял этот дом на себя, и все ему нравилось – и район, и местоположение, и то, что неподалеку есть магазины и школа для Димы.

Уже в должности прораба он сдал объект и со спокойной душой отправился в двухнедельный отпуск.

Возвращается в строй, идет к начальству, а оно как-то мнется. Недаром «оно». Не смотрят в глаза, больше в сторону.

– Вячеслав, ты понимаешь, нет квартиры. Надо тебе еще подождать!

– Как это нет? Вы же сами мне обещали?! – он не мог поверить ушам. – Я же лично «пробивал» это жилье! Договорился, что не десять, а пятнадцать процентов отдадут нашей организации. Пять процентов, можно сказать, – это законно мои!

– Да, это так. Но ты понимаешь, тут позвонили из главка и попросили. Я не смог отказать, – мямлил управляющий треста.

– Тогда я прошу вас дать мне квартиру в другом месте!

– Дадим, но попозже. Поживите еще в общежитии. Потом придумаем что-нибудь…

Внутри все кипело.

Вот так, значит, да?

Чудовищная несправедливость! Какой-то дикий, первобытный обман.

Заренков подошел к сейфу, стоявшему почти за спиной, слева от кресла руководителя. Он знал, что там непременно стоит то, что ему сейчас нужно. Не ошибся. На этот раз – бутылка коньяка. Сорвал крышку, сел напротив, запрокинул бутылку и добрый стакан вылил в себя, чтобы залить невыносимое пламя внутри.

– Значит так, дай мне бумагу! – на «ты» и без субординационного лоска. – За-яв-ле-ни-е, – писал он, сам себе вслух диктуя. – Про-шу уво-лить меня в связи с тем, что не желаю работать под руководством подлого и нечестного человека.