Константин Згуровский - Записки «ренегата»

Глубокое уважение вызывали старые полевики, интеллигенты. Мне посчастливилось работать студентом в экспедиции на Камчатке и Курилах с известным зоологом профессором Гордеем Федоровичем Бромлеем (фото 7). Семья Гордея Федоровича попала в Санкт-Петербург чуть не во времена Петра I. Как я узнал из воспоминаний еще одного славного петербуржца-ленинградца – Александра Городницкого, их именем до революции назвали даже одну из улиц города – Бармалеевскую! Этой семье до революции принадлежала фабрика «Красный треугольник». Это Гордей Федорович научил меня играть в старинную испанскую карточную игру канасту, поражал энциклопедическими знаниями (подобно еще одному человеку, которого я бесконечно уважал, – гидробиологу Киру Назимовичу Несису) – он, казалось бы, знал практически все. Мы с ним ездили в горную «Камчатскую Швейцарию» – Эссо с горячими источниками и на острова северной гряды Курильских островов – Парамушир и Шумшу. На островах мы почти спустились в кратер вулкана Эбека, помешал наплывший туман, но запах серы и голубое озеро на дне вулкана запомнились навсегда. На острове Шумшу нашли остатки японских танков и самолетов, бастионы и бункеры, построенные, по слухам, пленными китайцами, которых японцы тут же и убивали по окончании работ. Сейчас, встречаясь с потомками самураев, трудно поверить, что такое возможно. Мне не так повезло, как моему приятелю, который нашел на островах настоящий самурайский меч, – мне достался только проржавевший штык.

По возвращении на Камчатку мы столкнулись с поразившим меня «экологической дремучестью» эпизодом. Проезжая на грузовике по дороге, мы увидели на небольшом холме медведя, с любопытством наблюдавшего за движущимися по шоссе машинами. Через 2–3 часа, возвращаясь тем же путем, мы увидели машину пограничников и лежащую тушу убитого медведя. Мы спросили: « Вы его на пропитание убили или шкура понравилась? » – « Нет , – был ответ. – А чего он сидит ?». Как прокомментировал с грустным сарказмом Бромлей – « А чего он живет »?

На каникулах я попадал несколько раз в Москву на первых курсах, мне удалось увидеть Владимира Высоцкого – легенду бардовской песни в спектакле «Гамлет» в Театре на Таганке. Я любил и люблю его стихи и песни (хотя ранние отдают «блатняком»), особенно мне запала в душу относительно малоизвестная его песня «Что за дом притих»:

Но в театре на Таганке его яростный, хриплый Гамлет меня тогда не тронул, в отличие от интеллигентно-ироничного Гамлета в фильме Г. Козинцева [23] Его фильмы по Шекспиру я считаю лучшими иллюстрациями этого великого драматурга – жаль, их стали потихоньку забывать. в исполнении Иннокентия Смоктуновского. Не зря на родине Шекспира Британская Академия искусств присудила фильму премию как лучшему фильму по Шекспиру! Кстати, вы можете представить себе японца, у которого любимый певец – В. Высоцкий? Я встречал такого – директора представительства японского торгового дома Мицуи – г-на Точибана [24] О японцах во Владивостоке – отдельно. . Позже я время от времени вспоминал эту его песню, когда жил в «хрущобах» – панельных домах на бухте Тихой Владивостока, куда в свое время сселили кучу народа из бараков, но об этом позже.

В то же время я открыл для себя Михаила Афанасьевича Булгакова, который стал популярен в нашей стране гораздо позже. Сейчас никто (из мыслящих людей) не сомневается, что «Мастер и Маргарита» – великий роман с трудной и таинственной судьбой. Ведь в отличие от прекрасных шекспировских фильмов, попытки его экранизировать мало кому удавались, за исключением Владимира Владимировича Бортко, который до этого попал в «яблочко» с фильмом «Собачье сердце» по одноименной повести М. Булгакова. В таких случаях режиссер оказывается между «Сциллой» вольной интерпретации великого автора и «Харибдой» – буквально следовать самому произведению. Здесь автор оказался во второй ситуации, бережно перенеся на экран и роман и повесть. Может, оно и правильно, так как «отсебятина», в виде НКВДэшника в исполнении Валентина Гафта в «Мастере…» выглядела довольно инородно. В последнее время, правда, я начинаю думать, что главным героем романа является не Мастер и не Маргарита, а Воланд, а сам Мастер – воплощение всех слабостей самого Михаила Афанасьевича, что не ставит все же под сомнение его талант. Тогда мы читали М. Булгакова, многие неизданные произведения братьев Бориса и Аркадия Стругацких и даже строго запрещенного в СССР Александра Солженицына, отпечатанные на машинке (единственное его произведение, увидевшее свет – «Один день Ивана Денисовича», можно было прочитать в журнальном варианте). И спорили до хрипоты о Сталине, лагерях, многопартийности (о ней не смели даже мечтать в нашей стране – такой незыблемой казалась «руководящая и направляющая роль компартии»). Тогда же пели бардовские песни, зачитывались произведениями Гарсия Маркеса, Эрнеста Хемингуэя: портрет Папы Хэма в свитере украшал многие комнаты студенческих общежитий, где сейчас висят фото поп-звезд современности и выходцев из «Фабрики звезд».

Кроме научных достижений для нас, студентов, гораздо более значимыми были человеческие качества преподавателей, чувство юмора, даже их маленькие слабости. Например, когда умер преподаватель зоологии беспозвоночных Цымбалюк, весь наш курс, находящийся на практике в «полях», ринулся во Владивосток на его похороны. Ехали на товарняках [25] Товарных вагонах. , перескакивая на подступах к городу с товарных вагонов на электрички. Этот желчный человек запомнился не только тем, с каким увлечением он рассказывал о паразитах (в это трудно поверить, но это было интересно!), но и своим бурным романом со студенткой третьего курса, у которой была характерная кличка «самые широкие бедра биофака». Уже смертельно больной, он принимал у нас экзамен по зоологии, и, поскольку ему было трудно, студенты сначала сдавали первую часть ассистентке кафедры, а потом, пройдя этот «фильтр», попадали к преподавателю. Однако были и исключения. Первая красавица нашего курса Томочка как-то не очень вникала во все эти «беспозвоночные» премудрости, и ассистентка хотела ее отправить «поучить еще». Повернувшись к преподавателю, она сказала: « Что с ней делать, она ничего не знает !». Но мимо зорких глаз Цимбалюка ее красота не могла пройти, и он пригласил ее к себе. Последовал вопрос: « У двустворчатых моллюсков есть голова? ». Подумав немного, Томочка сказала: « Н-нет ». – « А у головоногих ?» – « Есть». – « Ну, вот видите, – сказал, просияв Цимбалюк, – а вы говорите, что она ничего не знает ». – « А Phtirius pubis (вошь лобковая) где водится? ». – « Не знаю» … – « Ну, девушка, это надо знать !» И поставил ей четверку. При всем при том экзамен этот был один из самых трудных.