Андрей Руфанов - Послесловие к живописи

Рембрандт.

«Ночной дозор» – что осталось за «кадром».

«Ночной дозор» в амстердамском Риксмузеуме возникает перед зрителем, подобно действу «За стеклом». Огромная картина висит весьма низко, ботфорты капитана и лейтенанта находятся почти вровень с нашей обувь, да и занимает она почти всю стену здания… так что в Амстердам 17-го века хочется попасть, просто перешагнув через низенький барьер…

В этом капиталистическом улье со своими весьма строгими иерархическими законами, где преобладали люди богатые, но не знатные, постепенно возникал интерес к живописи. Но людей нового времени, сколь прагматичных, столь и пуританских, совершенно не интересовали ни античные герои, ни католические святые с определённым набором божественных атрибутов. Люди хотели видеть на картинах прежде всего самих себя, своих жен, детей и домочадцев, своих служанок, намывающих кастрюли или разливающих молоко, интерьеры своих домов, вплоть до подробнейших изображений кирпичной кладки. В городских пейзажах изображались в мельчайших деталях кварталы, мосты и каналы, интерьеры церквей, застольные натюрморты, букеты из местных цветов… порой натурализм зашкаливал, ну чего только стоит сцена вычесывания блох из головы девочки на одной из картин Питера де Хоха, с полной прорисовкой интерьера комнаты, распахнутого алькова и пейзажа за окном, который подробно виден через окна с мелкими голландскими стеклянными плитками.

По сути, картины, висящие в богатых амстердамских домах это не картины… это зеркала, в которых отражалась вся повседневная жизнь людей.

Просто?… – просто. Безвкусно? … – не знаю. Интересно? … – безумно!!!

Вся эта живопись, как более мАстерская, так и менее, была всего лишь просто ремеслом, цеховым или индивидуальным бизнесом, таким же, как торговля, ткачество или плетение кружев.

Но была в Голландии прослойка людей, которые …ну очень любили смотреть на себя. Да не просто на себя, а еще и «со товарищи». Это военные. И вот на них многие художники делали ставки, как на самых благодарных и щедрых заказчиков.

Требовалось немногое. Изобразить людей по воинскому рангу, по уплаченным гульденам (в полный рост, в пол фигуры, или только лица на заднем плане). Максимально передать портретное сходство, но самое главное – точно написать регалии, отличия опознавательных знаков и символов одной роты от другой, оружейные подробности или детали униформы.

Вот фото подобных картин из амстердамского Риксмузеума. Кстати, некоторые из них висели в знаметитом Кловенирсдоллене (здании гильдии мушкетеров Амстердама) вместе с «Ночным дозором».

Кловенирсдоллен – здание гильдии амстердамских стрелков, где «Ночной дозор» висел вплоть до 18 века .

Был заказ 6-ти рот на 6 групповых портретов из которых Рембрандту досталась рота Франца Баннинга Кока.

Вот еще семейство групповых военных портретов. Изображены банкеты!!! офицеров роты святого Георгия. Кстати автор не кто-то, а Франс Хальс.

Это фотография из Харлемского музея Хальса с серией таких застольных коллективных портретов. А ниже остроумная современная инсталляция музейщиков на тему: «После банкета офицеров роты святого Георгия»

Меньше всего в лицах героев Хальса, разрумяненных доброй закуской и выпивкой, это воинственности…, но нет, это непорядок… надо все-таки как-то встать из-за стола и взять пики в руки… отлично получилось… и неважно, что пики и протазаны у всех наискосок… браво, Франс Хальс!!!

Перед нами то ли средневековое групповое «селфи», то ли «дембельский альбом» 17 века.

Но вдруг появляется Рембрандт. И вперемежку с аналогичными картинами на одной из стен Кловенирсдоллен зритель видит вот это:

«Ночной дозор» вообще не похож на групповые портреты амстердамского общества. Это больше всего напоминает выхваченный кадр из киноленты. В голове мгновенно складываются кадры следующие: через секунду полотнище знамени чуть развеется, рука капитана опустится немного ниже, руки барабанщика займут другое положение, а собака, забежав перед ним, еще больше припадет на передние лапы, захлебываясь лаем под барабанную дробь… Здесь легко вообразить даже звуковую дорожку. И все это Рембрандту удалось воплотить в «кадре» 3×4 метра (и формат то схож) за 2,5 века до появления первых кинолент братьев Люмьер.

Менее всего действие на картине похоже на подготовку к парадному маршу. Перед парадом, едва выйдя за ворота, никто не заряжает в спешке оружие, никто не сдувает излишки пороха с запальной полки мушкетного замка, случайные прохожие не убегают в страхе за строй военных. Мы видим, что к мушкетерам подбегает мальчишка, подносчик пороха (зачем порох на параде то). Даже сам капитан второпях взял две правые перчатки из разных комплектов и одну нелепо держит в руке. Строя пока еще никакого нет, пики не подняты, барабанщик лихорадочно сигналит, создавая ненужный шум… вся рота уже вышла из ворот казармы и внимает картинно уверенным командам капитана.

На парад это совсем не похоже, это, скорее, подъём по тревоге.

Фантазией Рембрандта, рота Баннинга Кока показана здесь, выступающей на защиту города от реального противника. И тому были причины. В 1642 г еще шла Тридцатилетняя война, эпизодом которой и было сопротивление испанскому нашествию, и несмотря ни на что, голландские города жили в постоянном ожидании возможного нападения. Ну а если вспомнить, что регулярной армии у Голландии практически не было (личная гвардия Вильгельма Оранского в несколько сотен человек не в счет), то рассчитывать всем этим бюргерам и купцам, кроме как на себя было не на кого. Известно, что изображенные на картине люди почти все имели свое дело. Они: торговцы, владельцы лавок и складов, судовладельцы, а, к примеру, сержант Ромбаут Кемп (справа в широкополой черной шляпе) – вообще дьякон кальвинистской церкви и попечитель окружной богадельни, что не мешало ему быть преуспевающим торговцем тканями. Почти все они имели в прошлом боевой опыт в борьбе с католиками Альбы.