Николай Попов - Гирей – моё детство

Дядя Федя закряхтел, запыхтел, хлопнул поверх живота.

– Ларик, прошло и легло… требуется добавка…

«Ларик» наполнил стопку, придвинул тарелку с огурцами, салом и горчичкой.

Дядя Федя посмотрел на стопку, как на клопа, которого надо уничтожить зубами. Зажал нос двумя пальцами, открыл рот, накрыл губами рюмку и залпом, в один глоток, отправил напиток по назначению… сморщившись, дёрнулся кверху всем телом, будто ему воткнули клизму … закусил салом , изгоняя изо рта жгучее зловоние.

– Бог любит Троицу, – в третий раз наливается в стопку смрадный напиток.

Дядя Федя смотрит на стопку, как удав на кролика … и дегустация продолжилась…Дядя Федя выдаёт свой вердикт:

– Вещь сильная и настолько же зловонная… не в дрожжах дело… Суть в яблоках – собрал ведро и в кадушке пусть бродят, а не гниют… подсыпаешь яблочки, подсыпаешь сахарку, подбрасываешь дрожжей…

– Подумаю, Федя… подумаю.

– Думай, Ларик, думай… А теперь ставь себе стопочку… Мне интересно, как ты будешь гавриться от своего самогона… яблочного… И поговорим по технологии детально и, вообще, о жизни, о бабах… Сало у тебя отменное, настоящее хохляцкое, – в это время дядя Ларя пытается пригубить стопку своего напитка, но нос не подпускает близости с ним.

– Во! Ларик!.. это тебе не участкового обманывать… носопырку не одурачишь, – дядя Ларя, захлёбываясь, всё же влил в себя содержимое стопки, зафырчал, задергался, как собачонка, вылезшая из воды.

– Закусывай огурчиком, у меня четвёртая прошла, как по накатанной…

– Нет, Федя, с этим надо что‑то делать… крепка, но… не аппетитна.

– Делай, Ларик, делай… а мне накати пятый стопарь… за преодоление препятствий… добрести до хаты.

– Федь, Ларика со второго стопаря разнежило, я уж с десяток лет живу вблизи тебя и вижу, что нет у тебя друзей…

– …и врагов тоже нет. А друзья все в полях лежат от Сталинграда до Берлина, сам‑то я только до Варшавы дошёл… а друзья… не вижу, с кем можно в разведку сходить… разве что Сергеич, твой сосед, но он тоже самостоятельный мужик и возраст, когда не хочешь обременять друзей и враги не нужны… А вы, пацаны, сопроводите меня до хаты, сдайте Манюше, она меня проводит в постельку… Эх, жизнь!.. Только радуйся… аромат и вкус, Ларик, вот что должно быть на втором месте после градусов…

По дороге, через два двора, дядя Федя в который раз рассказывал о том, как вражеский пулемёт неожиданно «долбанул» из «погашенного» дзота. Как он «отделался изодранной икрой на левой и перебитыми костями на правой ноге, а у друзей Славы и Жени души отлетели на небеса… и слёзы полились дождём.

Рассказывает Михалыч:

– Купил я, Саня, по весне в Черединовке хатку полуразвалившуюся… так, под дачу и огород с садом. Рядом лес, река. Воздух чист, как слеза ребёнка. Выйдешь ночью покурить – благодать!. Папироса в рот не лезет. А тишина… Ни пыхтения паровозов, ни стука колёс об рельсы, ни гудков. Слышно, как огурцы на грядках растут, легонько так шуршат. Засунешь руку в куст – Михалыч делает характерный жест рукой, будто в куширях ловит рыбу, – схватишь за хвост огурец, щёлкнешь ногтем по привязке.

– Михалыч, у тебя в огуречной грядке голавли да карпы водятся?

– Дурак ты, Саня, ночной огурец без соли – самый сладкий закусон к стопарику хорошего самогончика.

– Вообще‑то, Михалыч, на хутор посылают бабочек ловить, а ты огурцы ловишь. Метаморфоза…

Рассказывает Михалыч:

Сижу, подстригаюсь и говорю Макс Павловичу:

– Честно и откровенно завидую – всех вы победили от фараонов до фашистов, их нет, а вы живёте…

– Таки шо хочешь сказать?

– У вас везде Родина, а у меня одна и одно государство…

– Таки поменяй государство.

– А ты будешь Иисусом Христом…

– Распятым быть не хочу…

– Во‑от! Распятым не хочется, а мозги возбуждать вы мастаки, поэтому гоняют вас по всем уголкам земного шара.

– Лично я здесь неплохо «бабки» стригу…

– Пока… Никита не закроет частную лавочку.

– Откуда сигнал?

– Газеты надо читать, с пленума ЦК.

– Ох уж эта ЦеКатуха, на выдумки хитра, а я не морозостойкий еврей из Биробиджана.

Отсутствие любви к жизненным действиям порождает скуку, которая омутом затаскивает людей. В детстве я любил слушать даже тех людей, которые не нравились своими мыслями и поступками.

Прошлое раскрывается в памяти, если в сознании произошли изменения, то возникали иные лица, иные краски в голосе, иные мысли и слова.

Отношение к людям, окружавшим меня в детстве, разное – от любви до неприязни, что не даёт всё это забыть. Прошлое вспоминается легко, если оно дорого, Ощущать привязанность в настоящем – это любить и понимать людей.

Чувства возникают разные к тем, кого слушал, и к тому, что слышал…

– Нюр, чё, разводитесь?

– Да… наверное, нет… Этот паразит испортил лучшие годы моей жизни. Так пусть же содрогается при виде меня до конца дней своих!

– Понимаю… к «паразиту» привыкла, а другим ты не нужна. Кто кому испортил жизнь – надо думать…

– Общего языка не можем найти…

– Говорите каждый на своём… а может, толмач нужен?

– Брехач!.. Он ни слова не говорит, только лыбится, вошь кусучая!

– Может, он воспитанный – не хочет женщину прерывать.

– Если воспитание, то железное – надо ехать в Гулькевичи тарелки покупать: злюсь и бью, а ему хоть бы хны, таракан бесчувственный. Если дурак, то навечно – не будет спора с ним на равных.

– А какой под одеялом?

– Ну… дорвётся – не спорю и не сопротивляюсь.

– Во‑от! Чё спорить‑то? Чё гавкать‑то?! Туды‑сюды – и жизнь налажена, и чё доказывать своё главенство?

– Степановна… так это чё? Я дура?! Вот сучка драная.

Воспоминаниями живу спокойно и тихо по годам детства своего, будто обтекаю памятью себя.

В прошлом вижу Гирей особенным и неповторимым, подобно моему детству.

Гиреец выстроен из множества частей.

Какие‑то части – для внутреннего употребления их всякий их увидит и поймёт.

Какие‑то для наружного потребления – все должны его понимать и восхищаться его достоинствами. Но главное – уметь удивляться.

Таинственный и неподвижный мир прошлого высвечивает в памяти «героев» и «кумиров» гирейского разлива.

Ваня Рубцов… Когда тарахтел его мотоцикл, пацанва сбегалась на «чёртов бугор» посмотреть на его трюки: езду на заднем колесе, езду без рук на руле, управление задницей… «волну между ног», когда вертикаль мотоцикла склоняется вправо, затем влево, а Иван стоит на опорах мотоцикла; езду на корточках на сиденье и множество других трюков. Особенно восхищало зрителей его умение ставить «моцик» на дыбок, и все преживали за Ваню, когда он нечаянно въезжал в забор.