Юрий Стальгоров - Кто я? Книга 2. Мои университеты

Пришли в кабинет профессора. Там сидели профессор и с ним три или четыре врача. На столе графинчик со спиртом – выпивают, провожают профессора в отпуск. К профессору обращается старший лейтенант, а профессор полковник, но они все сидят в медицинских халатах.

– Товарищ полковник, вот курсант школы офицеров запаса.

– Ну-ка, солдат, подойди.

Я подошел, он осмотрел, ощупал мою «шишку» и сделал глубокомысленный вывод:

– Это мозговая грыжа.

Все присутствующие ахнули. Профессор сказал:

– Я приеду из отпуска и с удовольствием возьмусь за эту работу. Я вас прооперирую, солдат.

Мы вышли из кабинета профессора.

Старший лейтенант мне говорит: «Давай-ка мы обратимся к другим хирургам». Мы сходили на прием ещё к двум хирургам, они спрашивали старшего лейтенанта, обращались ли мы к профессору. Старший лейтенант говорил: «Обращались, профессор сказал, что это мозговая грыжа». Хирурги дружно отказались делать мне операцию, и мы уехали из госпиталя.

2 мая 1955 года – праздничный день. Наша рота идет в Магнитогорск в кино, до Магнитогорска 9 километров. Как положено в армии, идем 50 минут и 10 минут отдыха, затем снова 50 минут до цели. Посмотрели кино, идем назад. Курсанты идут и разговаривают в строю, делятся впечатлениями о кинофильме, который смотрели. Сошлись на том, что кино дрянь и зря только ходим туда-сюда по 9 километров. Настроение у курсантов плохое, а тут ещё и опоздали с выходом из Магнитогорска – пришлось ждать некоторых курсантов, которые где-то после кино ещё пытались бродить. Прошли километра 3—4. Старшина, который ведет нашу роту, говорит: «Отдыхать не будем – мы опаздываем, а я опаздывать не привык. И вы не берите себе привычку опаздывать». Тут все ещё больше заворчали. Идем в колонне по три – 120 человек (один взвод у нас оставался в наряде и в Магнитогорск не ходил). Проходим небольшую лужаечку, где мы всегда отдыхали 10 минут при любых походах в Магнитогорск и обратно. Старшина предупреждает ещё раз: «Идем в строю четко, никакого отдыха не будет». Все вообще упали духом и идут достаточно медленно. Курсанты устали: устали от плохого кинофильма, устали от ходьбы в Магнитогорск и от ходьбы обратно в часть.

Старшина видит, что всё равно мы опоздаем. Тогда он говорит: «Так, запевала вперед и песню давай». Я выхожу вперед, и старшина командует: «Запевай». Я начал петь обычную, достаточно популярную у нас песню: «По долинам и по взгорьям…». И, как только я запел, из нашего взвода курсант Агишев кричит: «…Шла коза, задравши хвост». Кто-то захихикал, у меня песня сорвалась. Старшина командует: «Давай другую песню». Я подумал, что все наши песни, которые мы пели, достаточно скучные, хотя и патриотичные.

Спрашиваю старшину:

– А можно «Американку»?

Старшина удивился:

– Какую ещё «Американку»?

Я отвечаю:

– Песню американских морских пехотинцев.

Старшина спрашивает:

– На русском языке?

– Конечно.

– Запевай.

Я запел – мотив достаточно веселый:

«Шел солдат судьбе навстречу,

Сердце девичье заметил,

Положил в походный ранец

И унес с собой, засранец».

Рота дружно подхватила две последние строчки, особенно напирая на слово «засранец». Понравилось, я запел второй куплет:

«И теперь от боя к бою

Я ношу его с собою.

Для тебя – ха! – моя – ха! – родная – раз-два!

Эта песенка простая».

Опять рота меня поддержала. Более того, при слове «раз-два!» ещё как бы строевым шагом притопнули с удовольствием.

Третий куплет с припевом второго куплета также прошел на ура. И оказалось, что все переменилось. Куда девалась усталость! И курсанты заговорили о женщинах в первую очередь; о том, что идти уже совсем недалеко и жить вообще можно; и кино, которое смотрели, не такое уж плохое, там есть что-то хорошее. Действительно, конец пути прошел в оживленных разговорах, которые старшина не запрещал. После того как нас пропустили на ККП, опять тот же Агишев кричит: «Давай опять «засранца». И старшина говорит: «Запевай». Команда есть команда – я опять запел эту песню, но предупредил: «Две последние строчки каждого куплета и припев вы уже знаете, пойте без меня». Рота дружно согласилась: «Давай». И я снова запел, курсанты дружно подхватывали, все пели весело и громко. И мы даже обратили на себя этим внимание артиллеристов, которые прогуливались по городку.

Пришли ко входу в казарму вовремя, не опоздали к назначенному часу. Остановились перед входом в казарму, старшина командует: «Курсант Стальгоров, выйти из строя». Я вышел. Старшина: «От лица службы объявляю вам благодарность». Я отвечаю: «Служу Советскому Союзу». Агишев опять вступает: «Товарищ старшина, у него 6 нарядов вне очереди. Он отработал меньше половины, снимите с него это взыскание вместо благодарности». Старшина: «Не имею права, взыскание накладывал замполит училища». Дальше старшина командует: «Рота, смирно, от лица службы объявляю благодарность всей роте». Все дружно ответили: «Служим Советскому Союзу».

Затем старшина скомандовал: «Разойдись!». В дальнейшем мы никогда не пели эту «Американку» – ни в Магнитогорске, ни в лагере в Троицке. В лагере в Троицке рота никогда ни в каких походах не была, а петь «Американку», когда мы шли в столовую и из столовой, необходимости не было. Идя куда-нибудь в составе взвода, мы также пели песни другие, «Американка» здесь также не требовалась. Я добровольно ее не запевал, и курсанты также не просили петь эту песню.

1 июня уезжаем в лагерь под городом Троицк Челябинской области. Едем эшелоном в товарных вагонах. В эшелоне имеется также несколько платформ, на которые погружена наша военная техника. Всем нам выдали фляжки, сказали заполнить их в дорогу водой или чаем, чтобы не выскакивали за водой на небольших станциях. Также нам выдали сухой паек на три дня.

Выгружаемся на разъезде, не доезжая до Троицка километров восемь. Жарко. Разъезд – это не станция, там был всего лишь один дом, хозяйственные постройки, колодец. Это все хозяйство обходчика, здесь он жил со своей семьей. Курсанты кинулись к колодцу за холодной водой и буквально через 30 минут вычерпали из него всю воду.

Хозяин рухнул на колени перед начальником нашей школы и говорит: «Товарищ майор, мы же погибнем здесь без воды! Здесь же степь, воды никакой нет! У меня здесь семья и хозяйство: куры, корова, свинья! Без воды мы погибнем!». Начальник школы немедленно выставил часового с оружием возле колодца, построил все училище и объявил: «К колодцу никто не подходит и воды не черпает несмотря ни на что, да и нет там сейчас воды. Хозяин будет ждать, пока там наберется. Часовой не будет пускать никого, вплоть до того, что я разрешаю применять оружие – дело идет о жизни и смерти семьи железнодорожника».