Юрий Стальгоров - Кто я? Книга 2. Мои университеты

– Я этот кинофильм видел сто раз. Можно я не пойду?

– Идти обязаны все курсанты.

Я не стал с ним пререкаться, уже стемнело. Все надели шинели, построились и, когда пошли, я потихоньку смылся в палатку. После окончания кинофильма взвод остановился против входа в палатку, я быстренько вышел и также встал в строй на свое место. Максимов опять:

– Курсант Стальгоров, выйти из строя!

Я вышел.

– Почему вы не ходили смотреть фильм?

– Я ходил. Хотите, я вам расскажу с начала до конца. Могу с конца и до начала рассказать. С любого эпизода все расскажу.

– Мне это не нужно. Я вас спрашиваю ещё раз, почему вы не ходили?

– Я ходил.

Все курсанты почему-то засмеялись. Я подумал: «Что-то здесь не то». Максимов говорит:

– Посмотрите внимательно на курсантов.

Я присмотрелся. Мои товарищи продолжали смеяться. Оказалось, что у всех шинели мокрые, а у меня сухая. Это значит, во время сеанса пошел небольшой дождик. Меня под этим дождиком не было, конечно. Я сказал Максимову:

– Товарищ младший сержант, извиняюсь, я, конечно, не ходил.

Время было пора ложиться спать. Максимов объявил отбой, а меня оставил стоять на площадке перед палаткой. Он стал мне опять что-то такое говорить, командовать, а я стал с ним пререкаться. Со стороны первой роты к нам подошел заместитель командира училища по учебно-строевой части, подполковник. Он подошел к нам и сказал:

– Время отбоя, а вы тут пререкаетесь.

И сказал это, конечно, не Максимову, а мне:

– Объявляю вам трое суток строго ареста.

Он говорит Максимову:

– Товарищ младший сержант, вызовете сейчас же дежурный наряд и отведите курсанта Стальгорова на гауптвахту.

Максимов:

– Слушаюсь, товарищ подполковник.

И меня отвели на гауптвахту. Это была отдельно стоящая палатка, рядом с которой стоял часовой. Караул был полностью из роты обслуживания, курсанты ходили только дневальными. Максимов сдал своим сослуживцам меня и сказал: «Курсанту Стальгорову объявлено подполковником трое суток строго ареста». Начальник караула записал в журнал время моего поступления и «трое суток строго ареста», а также забрал мой поясной ремень. Один из караульных отвел меня в палатку, в которой оказался солдат из роты обслуживания, очень обрадовавшийся мне. Он сказал, что ему одному скучно, спросил:

– Сколько тебе дали?

– Трое суток строгого.

– А мне 10 строгого, и отсидел я только двое суток. Мало тебе дали. А, может, потом подсадят ещё кого-либо.

– Мне и трое суток хватит. Тем более, что строгий арест это значит, что давать горячую пищу будут через день. Причем Максимов – он сволочь, он уговорит твоих сослуживцев, чтобы записали, что в первый день меня покормили, хотя кормить не будут. Придет вторая смена, посмотрит в журнал, что меня кормили, и опять меня кормить не будут. И так все три дня я просижу голодный.

Солдат знал хорошо Максимова и с моей характеристикой, что Максимов порядочная сволочь, согласился:

– Да, он мерзавец. Он способен на такие дела и караульные тоже. Насчет еды ты не беспокойся – у меня здесь любовница, она официантка в офицерской столовой. Она нам с тобой принесет столько, что нам и не снилось, и все будет самое наилучшее. Борщ она носить не будет, она принесет полный бачок гуляша. Ты не волнуйся, те двое суток, что я отсидел, она мне приносила регулярно.

– Но ее не пропустит караульный.

– Он из нашей же роты, пусть попробует не пропустить.

Я спросил:

– А за что тебе дали 10 суток?

Солдат отвечает:

– Я очень рад, что мне дали 10 суток строго ареста. Меня могли бы и в тюрьму посадить. Я целую неделю был в самоволке в Троицке. А ты знаешь, что за самоволку свыше трех суток три года тюрьмы?

– Это я знаю.

– Вот я лучше 10 суток здесь отсижу с удовольствием, чем пробыть все время в дисциплинарном батальоне.

Утром нам на завтрак дали чай и кусок хлеба, однако после завтрака официантка офицерской столовой принесла нам роскошный завтрак. Она уже знала откуда-то, что нас двое. Пока я ел, они с моим коллегой в противоположном углу занимались сексом. Обед она нам также принесла вовремя – такой же шикарный был обед. Перед самым обедом к нашей палатке подошел капитан – начальник клуба училища – и говорит мне:

– Ты чего тут сидишь? Ты знаешь, что после обеда приезжают летчики? У нас ведь соревнования по волейболу, а ты член сборной училища, притом атакующий, а ты забрался на гауптвахту. Выходи!

– Меня караульный не выпустит.

Караульный подтверждает:

– Ему трое суток строго ареста сидеть.

Капитан пошел к начальнику караула. Тот ему, по-видимому, сказал, что меня посадил подполковник – заместитель начальника училища, и выпустить меня он никак не может. Тут подошел обед, мы пообедали. После обеда опять приходит капитан вместе с начальником караула, и мне говорят:

– Выходи.

Мой сокамерник говорит:

– Не ходи, тебя посадил подполковник, а тут пришел капитан, потом мне скучно будет без тебя.

Оказывается, капитан смотался в Троицк и получил от подполковника, который меня посадил, письменное приказание об отмене курсанту Стальгорову наказания «трое суток строго ареста». Начальник караула показывает мне эту бумагу и говорит:

– Вот видишь, подполковник, который посадил тебя, теперь выпускает, мотай отсюда!

Под протесты моего сокамерника я с ним распрощался и пошел на спортплощадку. Так я и не посидел как следует на гауптвахте. Больше за всю службу в Армии я на гауптвахту не попадал.

В следующий понедельник командир роты назначил меня командиром второго отделения нашего взвода. Я стал коллегой теперь уже Максимова. Ещё через несколько дней меня и Максимова назначили командирами взводов студентов, которые прибыли в наш лагерь на военно-учебные сборы. Мне дали один взвод, Максимову другой. Это были студенты Свердловского политехнического института. Я не был освобождён от занятий в учебных корпусах, но и студенты занимались также изучением необходимых предметов.

Студенты являются особым контингентом – военнослужащие только на небольшой срок пребывания (три недели). Я с ними занимался общевойсковой подготовкой: подъем, физзарядка, строем шли в столовую и обратно. Для меня это было совсем необременительно. И студенты были мной довольны, и я ими был доволен. Я научил их петь «Американку», а они научили меня петь песню, под которую также с удовольствием ходили – «Тетя Шура».

Во время подъема они дружно вставали, потом шли на физзарядку. Они делали физзарядку, но попросили меня, чтобы я разрешил им не делать солдатский комплекс, а разрешил те упражнения, которые они привыкли делать дома. И они делали каждый в отдельности то, что им было необходимо.

А максимовский взвод студентов жаловался все время на Максимова – на физзарядке он принуждает выполнять солдатский комплекс, а не то, что они делали дома, из-за чего они завидовали моему взводу, и под конец пребывания сказали, что в последний день они Максимова побьют за все его мелочные придирки. Мне, конечно, хотелось, чтобы они его побили, но я решил, что это будет нехорошо. Я сказал об этом нашему командиру роты, тот передал это командиру роты обслуживания, и Максимова в последний день со студентами не было в лагере. Студенты взвода Максимова чрезвычайно сожалели, что его нет, они его даже искали по всей территории лагеря, но не нашли.