Юрий Стальгоров - Кто я? Книга 2. Мои университеты

Подполковник ушел, а эти двое принялись ругать Бурового, но энергично взялись за прополку травы. Через десять минут, как и обещал, пришел подполковник, проверил – линейка была очищена от травы, побрызгана водой и подметена. Я выполнял эту работу тоже, и даже дневальный, стоящий на посту, помогал нам. Я доложил подполковнику, что работа по приведению в порядок генеральской линейки выполнена.

Подполковник спросил меня:

– Ты понял, в чем была твоя ошибка?

Я ответил:

– Так точно, товарищ подполковник, виноват. Я поступил при распределении работы между курсантами неправильно. При разделении общей работы на каждого индивидуально могло оказаться – и в данном случае так и было – что вся работа была не выполнена к сроку, а это недопустимо.

– Ты понял правильно. Помимо твоих рассуждений, я ещё добавлю, что в армии существует коллективная ответственность за порученное дело. Понятно?

– Так точно.

Генерал к нам так и не заехал, хотя учения были, и он был в Троицке. Надо сказать, что по каким-то причинам мы никогда не пользовались и офицерской линейкой тоже.

Истребители садились на территории нашего лагеря на запасном аэродроме. Перед этим аэродромная команда расстелила металлические листы на грунтовую площадку, на которую впоследствии садились самолеты. Самолеты были МиГ-15, небольшие истребители. Мы ходили смотреть на эти самолеты и разговаривали с лётчиками. К моему удивлению, на этих МиГах были английские двигатели «Роллс-Ройс». Я не понял ситуации: ведь в то время наше командование позиционировало Англию как вероятного противника, и вот, оказывается, СССР покупает у потенциального противника двигатели на свои боевые самолеты. Но так было.

1 сентября 1955 года закончилось наше пребывание в лагере под Троицком. Всех курсантов отправили для прохождения практики в те войсковые части, откуда они прибыли в училище. Я уехал в свой родной 36-й отдельный радиотехнический батальон, в город Киров. Командование батальона направило меня на практику в село Игошино. Это в Кировской же области, не помню, в каком районе, глухое село в лесу. Село было небольшое, жили там староверы. В нем размещалась наша так называемая радиотехническая точка. Там была очень старая радиолокационная станция П-3, которую мы в училище даже не изучали.

Солдаты точки в село не ходили – побаивались староверов. Я проболтался там две недели, и меня отправили опять в училище для сдачи выпускных экзаменов. Оказалось, что училище теперь базируется в городе Алапаевске Свердловской области. Еще выяснилось, что Президиум Верховного Совета СССР снизил срок службы в войсках ПВО до 3-х лет, т.е. вернулись к тому, что было до 1954 года.

Училище подлежало ликвидации – по-видимому, для войск ПВО страны необходимости в таких училищах не стало. Да, пожалуй, не стало стимула для солдат идти в такие училища. Правда, это только для тех, кто не хотел служить в Армии офицером. Я был одним из таких. Среди курсантов стали вестись разговоры: «Зачем нам экзамены? Все это отменилось министром обороны». Разместили нас не в казарме, а в клубе какой-то войсковой части. Спали мы там вповалку на своих набитых соломой матрасах. Стало очевидно, что следующего набора не будет – училище ликвидируется, дисциплина рухнула.

Командир училища построил личный состав и объявил, что, действительно, училище ликвидируется. Срок службы в войсках ПВО стал опять три года, но министр обороны обязал все такие училища – а их несколько по стране – выпустить младших командиров. То есть все курсанты должны сдать экзамены. И если они сдадут их на «хорошо» и «отлично», то, как им было ранее обещано, им будет присвоено звание младшего лейтенанта после года практики. И он лично попросил всех курсантов отнестись к его просьбе серьезно.

Надо сказать, что все курсанты уважали начальника училища майора Пивеня – бывшего летчика, героя Советского Союза с орденами и медалями. Тем не менее, настроение у всех упало, хотя майору Пивеню верили. Поверили и теперь, стали готовиться к экзаменам.

Алапаевск для нашего училища оказался плохим местом. Из расположения части можно было совершенно свободно выйти в любое время дня и ночи. Наше училище находилось в пригороде Алапаевска, поселок назывался какой-то Рудник. Там работало много женщин, и большей частью населения этого поселка были женщины. И вот наши курсанты кинулись к женщинам. Через неделю начальник училища построил личный состав и сказал: «Ребята, вы что, совсем озверели? Я понимаю, что у нас не тюрьма и ограды практически нет: такой просто заборчик, через который пройти к женским общежитиям – раз плюнуть, не обязательно через КПП переться, где, конечно, не пропустят. Различных лазеек сколько угодно, а результат?». И говорит врачу: «Давай, выступай!».

Врач обращается к курсантам: «За неделю вашего пребывания тут 3 человека заразились сифилисом, 15 человек – гонореей». Начальник училища продолжил: «Мой приказ такой: прекратить хождение в поселок к женщинам; взвод, который находится в наряде, во главе с командиром этого взвода будет вылавливать самовольщиков; в увольнение ходить никто не будет, переживете месяц без женщин – больше терпели; я буду сажать самовольщиков на гауптвахту самым безжалостным образом; даже если половина школы сядет на гауптвахту, это всё равно лучше, чем они заразятся триппером».

И вот мой взвод идет в наряд в караул. Командир взвода – начальник караула, я помощник начальника караула и разводящий заодно по всем постам. Мы охраняем периметр войсковой части и два каких-то склада, находящихся за пределами части совсем недалеко – буквально перейти через автодорогу. Что находится в этих складах, мы не знаем. Но там пост, там должен быть часовой. Охраняемые нами склады находятся за сплошным дощатым забором, расположенным прямо возле автодороги. В заборе имеются ворота и калитка, ворота закрыты на замок, а на калитке только щеколда.

И вот в 12 часов ночи я иду как разводящий с тремя курсантами. Два курсанта – это сменившиеся часовые с предыдущих постов, третий должен сменить часового на складах. Мы пересекаем автодорогу, я открываю калитку, захожу вместе с курсантами на территорию складов. Темно – на территории складов наружного освещения не было. Сразу же должен прозвучать окрик стоящего на посту часового «Стой! Кто идет?». Идем – никакого окрика. Я слегка забеспокоился. Идем дальше и подходим к воротам склада – часового нет. Я переполошился: «Куда девался часовой?». Стал кричать: «Часовой, часовой!». Молчание. Смотрю – возле забора на земле что-то шевелится. Я кинулся туда и вижу, что это часовой с какой-то женщиной занимаются сексом. Часовой – а это был Бузоверов, здоровый такой парень, сибиряк – встает и говорит: «Я здесь!». А карабин его прислонен к забору. Я хотел забрать этот карабин и каким-то образом наказать Бузоверова за утрату оружия, а потом подумал: «Да черт с ним! Он жив и здоров – это главное».