Юрий Бевзюк - Cтарания аутсайдера на 9-м десятке – довести до людства свои писания

На Бикине не бывал – лишь в августе того же полста шестого его струи мы на дощанике-бате пересекали после впадения в Уссури, югом Хабаровского края плывя к Хабаровску… Но ваше Василий, с Андреем Островским радение в «Новой газете» по бикинской тайге, как говорится, всем сердцем разделяю… Особенно поразительно мне с моими чувствами-мыслями совпадение в приведенном вами заявлении Лагутенко «…исчезнут и настоящие приморцы, предки которых были на этих землях задолго до нас всех, – и будущие поколения, по-настоящему этим краям преданные!» … А я, как-то года два-три назад, среди ночи проснувшись – и, сразу снова не заснув, – наговорил в диктофон мобильника:

Сибирь пространствами колоссальными

объемлет север Евразии бесстрастно…

Края, суровые и дикие доныне,

кочует там с оленями своими Тунгус великий…

Не площадьми, что `на душу приходятся, —

но верностью своей суровой жизни образу, —

чем ОН людству, погрязшему в удобствах , —

пример спасенья в скором будущем дает

(до сего момента было – и остается вариантом:

«чем ОН людству, погрязшему в удобствах,

пример на жизнь грядущую дает)…

Сочиняя это, совсем не думал о бикинских удэгейцах, но и они тунгусоязычны, – как и оленные эвенки…

С этим перекликается сочиненное назад зимы три «К России», сначала с указанием претензии на гимн страны, – потом просто обращением (суждено ли действительно стать гимном страны – не от претензии, – от текста зависит!); в негодовании бессодержательно-ханжеским текстом нынешнего, – и особенно его перед ежеутренним (чуть свет) моим выходом с нартами в сопку на заготовку дров (в общем-то, мне сильно не по душе правление «тандема», – но Путин славно оборзевших удобствами европейцев поддел: в смысле, куда они от нашего газа денутся – «чтобы дровами топить, – надо по крайности Сибирь иметь»… Эти слова «премьера» вдохновили меня на изрядное стихотворение сей зимой, искать которое лень… Сибирью я пилою, топором владею, – \ на заготовке дров балдею…) …и больше, наверное, в протест намеренно издевательски-модерновом (гимна) исполнением в контраст мелодии бессмертной, там же, на сопке, мало-помалу сочинил «в уме» основу стихотворения, – которое неоднократно уточнял, конечно, – а над строчкой, от начала восьмой думал между дел аж три дня:

И поскольку упомянут Советский Союз, которого считается, что нет, – то вот о нем стихотворение поза-поза-позапрошлого лета:

Советского Союза нет? Неверно!

В судном веке – судьбу людства к добру он повернул, —

и жив теперь во всех живущих…

Остались ведь на месте страны,

народы те же населяют…

Пускай попробуют свободы полной —

и вместе вновь объединятся в союз великий мировой , —

объединятся по призваньям…

Этот Союз опять Советским станет —

народы в нём все будут равны, —

он будет самоуправляться здраво…

Одна царить в нём будет Правда… (Закончено)

Эти стихотворения, считаю, самые важные из сочиненного после 20-го января 2005-го года, – когда на меня впервые в жизни, уже после 65-ти, в результате потрясения пожаром второго этажа на рассвете 28 декабря 2004-го и чердака каменной дачи музы снизошли («…в позднедекабрьском рассвете взметнулось пламя выше леса… … 28 декабря, полуметровые снега, никто не мог мне здесь помочь: с огнем боролся два дня и между – ночь»… …Аж семь п ричин пожара насчитал, – но главной стал огрех стропилины при постройки крыши – из-за слежения с приемничком на ухе дебатов в Верхосовете весною 93-го меж депутатами и Ельциным клятым… … «но строя низ (из камня-туфа стены), продумал всё – и способ жизни мой таки спасён…»… (Из «Баллады о пожаре»). «Времянка брошенная брата, пришлась вблизи мне здесь (пониже) кстати: ее на санках перетаскал, и строить вновь чердак (третий этаж) начал, сделал обвязку, пол я настелил, – к двадцатым числам января – и временную крышу, – вернулся даже к воспоминаньям, – но не давал покоя мне отказ в общеньи младости таежному соратнику, – с которым общего давным-давно не стало, – но он имел ко мне эмоции клиентски-вассальные; – он в городе в 80-х меня разыскал, частенько на четверть часа являлся: как бы иконою для него я стал, – в чем я ни на йоту, ясно, вовсе не нуждался; по моему примеру (после сорока!) он на промысловую охоту подался, – нажил тяжелую операцию протезирования шейки бедра; последние лета три перед годом четвертым при каждой вылазке нечастой в Таежку, Кипарисово и дальше – с копией Николая в младости неизменно встречался: так же смугловат, на ту же ногу хромает, – та ж непоседливость, как будто шило в ср… ке; разумом я понимал, что если бы он – не мог бы меня не узнать, лет-то после последнего свиданья прошло всего с семнадцать, – да если он и младше меня – то лет, не более, на пять, – тоже уже старикан… Узнает – здесь от него, как в городе, в четверть часа не отвяжешься, – не выпроводишь ведь инвалида сразу, – останется ночевать, – а это мне всю ночь не спать… Разумом – не он, понимал, – но чувство ведь сильнее разума: каждой встречи мистически (хоть ни на йоту не подвержен мистике!) опасался… … И вот он – через моего младшего брата – таки ж меня отыскал! Не зря, сталбыть, я опасался … …В начале года четвертого декабря, снег уже вывалил изрядный, брат в мою берлогу каменную является – привез лососевые хребты от столовой в корм собаке… и Василенко Николая, объявляет радостно… снег не дал машине подняться, остановился внизу, у оврага, метрах в четырехстах… – Зачем ты его привез! – …Ни слова больше ему не говоря, беру нарты (заготавливаю ими по хребту сушняк на дрова), вместе спускаемся… Совсем не похожий, ясно, на молодого себя, – маленький старичок сухощавый, к низу лицом узковатый (видно, из-за охоты в тайге давно рассчитался с зубами, – не только с шейкой бедра: – совсем не похож на того Колю в младости (лицом был тот кругловат); встречает радостно, говорит мне, улыбаясь: – Приду 7-го… – стало быть, декабря… – Коля, приходить не надо! У нас давно ничего общего