Владимир Хардиков - Район плавания от Арктики до Антарктики. Книга 1

Во время торжественной выдачи аттестатов Ильин не услышал своей фамилии, и только в конце завуч сказала, что аттестат ему будет выдан позже, после утверждения в РОНО и ОБЛОНО его серебряной медали. Две лишние запятые в сочинении по русскому языку стоили золотой медали. Ожидание получения аттестата затянулось, а без него невозможно подать документы на поступление в вуз. И вот уже почти на флажке аттестат был получен и документы отправлены в Одессу. В конце июля пришел вызов на вступительные экзамены. Отец купил билет в общем вагоне с пересадкой в Киеве и с собой дал 25 рублей. Прямо скажем, не густо.

Добравшись до учебных корпусов на трамвае №15, ставшем впоследствии родным и близким, нашел приемную комиссию, вокруг которой крутилось множество ребят-абитуриентов. Обсуждались самые разные проблемы, но главной был конкурс. Оказалось, что общий конкурс – 14 человек на место, но после мандатной комиссии он уменьшился, хотя и незначительно. Тех, кто указал родственников на оккупированных территориях или бывших в плену, безжалостно отсеивали. Отбор был строгий, с учетом того, что уже после первого курса должны быть открыты визы для работы на судах загранплавания. Учитывая закрытость страны, когда даже оформление туристической визы в социалистическую страну обсуждалось на уровне райкома партии, не говоря уже о проверке КГБ, можно представить, какие требования предъявлялись к 17—18-летним мальчишкам, будущим командирам морского флота страны. Ильин ничего подобного о своих родственниках в анкете не указал, и это, как ни странно, сработало. По тогдашним правилам медалисты, сдавшие один из основных экзаменов (физика и математика письменно и устно) на отлично, от дальнейших экзаменов освобождались и автоматически зачислялись на первый курс. Кроме основных, были еще два дополнительных экзамена – по русскому языку и химии. Кому попадется физика или два экзамена по математике, никто не знал, повезет – не повезет. Экзамен по физике считался более легким, чем два экзамена по математике. Ильину повезло – физика. Взял билет наудачу, увидел три хорошо знакомых вопроса, включая задачу по ядерной физике, поднял руку. Принимавший экзамен доцент Белоус, довольно молодой, полный, подвижный человек, ставший позднее профессором и начальником кафедры, удивленно спросил: «Вы что-то хотите?» «Можно без подготовки?» – ответил Ильин. Аудитория затихла в удивлении. «Можно, – улыбнулся доцент. – Что там у вас? – он заглянул в билет. – Начните с задачи». Ильин тут же, не выпуская из рук мелок, написал уравнение и взглянул на доцента. Тот, пробежав глазами решение и не задав ни одного вопроса, попросил перейти к первому вопросу в билете, а затем ко второму. После двух—трех дополнительных вопросов доцент отпустил Ильина, не сказав ни слова.

Результаты экзаменов вывешивались на доске объявлений во дворе учебного корпуса, где находилась приемная комиссия. Ильин пробежал глазами по длинному списку оценок напротив зашифрованных индексов каждого абитуриента, пока не остановился на своем: индекс Х22—5.

Утром следующего дня он был в приемной комиссии. Там подтвердили его зачисление на первый курс как медалиста, сдавшего основной экзамен на «отлично», но по их внутренним правилам он должен отработать десять дней, затем отпуск десять дней, и 1 сентября должен явиться для окончательного оформления и начала занятий.

К 10.00 утра следующего дня человек пятнадцать вновь явившихся первокурсников собрали во дворе учебного корпуса и распределили по работам. Ильина на все десять дней определили грузчиком на прицеп к колесному трактору «Беларусь» возить помидоры из совхоза «Дачный», что в сорока километрах от Одессы, на центральный рынок города, знаменитый «Привоз», т. е. в подмастерье к трактористу Алексею, тридцатипятилетнему мужичку среднего роста, худощавому, с хитроватым взглядом, себе на уме. Ежедневно они должны были делать по два рейса, загрузив с бахчи ящики с помидорами. Ильин до сих пор вспоминает их первый рейс. Работа была обычная и совсем не трудная, тем более тогда ему было все интересно. Загрузив прицеп ящиками, покатили между полями и спустя какое-то время остановились у небольшой сторожки на краю бахчевого поля, сплошь усеянного полосатыми арбузами. Они еще не созрели и в продажу не поступали. Из сторожки вышел сторож, крепкий мужичок лет за пятьдесят. Он и Алексей, о чем-то посовещавшись, направились на бахчу и стали постукивать пальцами по арбузам, срывая некоторые из них. Собрав таким образом несколько десятков спелых, начали сносить их к прицепу, привлекая к работе и Ильина. Погрузив все арбузы, поехали дальше. По дороге Алексей объяснил Ильину его задачу: после выгрузки помидоров на «Привозе», пока Алексей будет закрывать накладные с приемщиками, Ильин прямо с прицепа должен распродать все арбузы по цене 50 копеек за килограмм, определяя вес каждого арбуза на глаз.

На «Привозе» выгрузили ящики, Алексей ушел к приемщикам со своими накладными, а Ильин ни жив ни мертв никак не решался начать торговлю. Наконец, забрался в кузов прицепа и, достав первый арбуз, поднял его в руках над бортом.

«Кому арбузы?» – поперхнувшись из-за пересохшего горла, скорее каркнул, чем выговорил он. Вокруг стояла обычная базарная толчея с несмолкаемым гулом тысяч голосов в большинстве своем уже достаточно поживших женщин.

Почти мгновенно обернулись две стоящие почти вплотную женщины, и скоро образовалась очередь: арбузы шли нарасхват. Никто не торговался, лишь огорченно чертыхнулись те, кому не досталось, спрашивая, когда еще привезете. Ильин медленно приходил в себя, все еще не веря, что все позади. «Увидели бы меня сейчас отец и одноклассники», – вертелось в голове. Вытащил из кармана смятые рубли и трешки, пересчитал и аккуратно cложил. Прошедшая торговля уже не казалась чем-то постыдно-неприятным.

Появился Алексей и как ни в чем не бывало похлопал Ильина по спине: «А ты боялся, студент, в следующий раз будет легче». Отдал деньги Алексею, и тот, не считая, спрятал их в карман своего брезентового плаща. И правда, так и вышло – уже со второго раза Ильин распродавал чужие арбузы как заправский торгаш, вспоминая обращение Остапа Бендера к Кисе Воробьянинову: «Киса, в вас погиб гениальный нищий». Его уже начали узнавать завсегдатаи и любители ранних арбузов. После каждого рейса он отдавал Алексею смятые рубли и трешки, не пересчитывая их. Вечером, закончив работу и поставив трактор у дома, Алексей и Ильин садились здесь же, у копны сена, тракторист доставал купленную в одесском гастрономе вкусную (настоящую) колбасу, свежий хлеб и шампанское. Так они и ужинали. Ночевал Ильин также в доме Алексея, чтобы утром встать и не теряя времени взяться за дело. Такая идиллия продолжалась все десять дней, и количество продаваемых арбузов перевалило за сотню. Настало время расставаться, и в последний день накануне расставания Алексей разразился откровением, сильно удивившим Ильина. Все это время он якобы внимательно наблюдал за новоиспеченным студентом и выяснил, что тот трудолюбив и работоспособен, честен, не взял ни одного рубля из денег, вырученных за арбузы, отдавая всю без остатка выручку. «Зачем тебе это море, оставайся у нас, через несколько лет будешь как сыр в масле кататься». И действительно, Ильин невольно сравнивал условия жизни в этом совхозе с черноземьем России. Разница была разительной и кричала об этом во весь голос. Кирпичные просторные дома с цветущими садами и виноградниками, наличие личных автомашин, не говоря уже о мотоциклах, асфальтированные дороги – все это резко контрастировало с убогостью российских деревень, их изб, зачастую крытых соломой и глиняными полами, отсутствием электричества. Ильин поблагодарил за все и, естественно, отказался от заманчивой перспективы. На прощанье Алексей за «ударный труд» вручил ему 200 рублей, что составляло более чем месячную зарплату тогдашнего инженера. Ильин просто обалдел от такой щедрости, но деньги взял. Полученную справку с положительным отзывом об отработке десяти обязательных дней сдал в приемную комиссию и там же получил другую, о зачислении на первый курс судоводительского факультета с 1 сентября.