Василий Игнатьев - «DIXI ET ANIMAM LEVAVI». В. А. Игнатьев и его воспоминания. Часть IX. Очерки по истории Зауралья

Там же автор упоминает исключительный случай в понедельник первой недели Великого поста: «В этот день по старинному обычаю полагалось «очищать» – валять в снегу молодожёнов, только что повенчанных перед постом. Я был очевидцем, как валяли в снегу молодожёнов – старшего сына нашего соседа Василия Петровича Кокшарова – Прокопия и его «молодуху». Валяли их в снегу у ворот на улице, чтобы всем было видно, что обычай выполнен. Это была любопытная картина: «их» бросали в сугроб, зарывали в снег. Больше всего досталось «молодухе»: вся юбка её была забита снегом и имела форму колокола, а ног совершенно нельзя было видеть» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 387. Л. 7–8.

В очерке «Великий пост» в составе «Автобиографических воспоминаний» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор сообщает о местных особенностях Великого поста в приготовлении пищи и столе: «Дети с пятилетнего возраста получали в Великом посте питание наравне со взрослыми. Единственным представителем из жиров в это время было конопляное масло, изделие теченского негоцианта Степана Васильевича Пеутина. Оно было зелёное и иногда прогорелое. На нём жарили к обеду пироги с квашеной капустой или солёными груздями. По утрам наша матушка жарила на нём лепёшки и «пряженики», которые для завтрака мы брали с собой в школе, и наши сумки имели на себе явные следы побывавших в них этих кухмастерских изделий. Иногда лепёшки были испечёнными без масла – «на поду». На этом масле выпекались кральки с таким жирным налётом его, что они блестели. Выпекались ватрушки с ягодами, картошкой и пр. Этим маслом заливали гороховый кисель, приготовленный из гороховой муки и подаваемый на стол остужённым в форме круга, снятого с тарелки. Масло это прибавляли к каше из проса и «толстой» (перловой) крупы. На нём жарили картофель и пр.

Рыба была представлена в виде вяленой, изделия кирдинских стариков, которые ловили карасей на Маяне (озеро), потрошили их, нанизывали на палки, сушили на солнце, а зимой продавали на базаре на палочках. Из них варили уху. Варили горошницу, причём такую густую, что ложка, всаженная в неё могла стоять, как кол, воткнутый в землю. Вернее – это была каша. Супы готовились из квашеной капусты с картошкой и толстой крупой. Излюбленным блюдом были «парёнки» из моркови, свеклы, брюквы и репы. Они были на положении сладкого блюда; но высшим сортом последнего было сусло с «рожками» из магазина Антона Лазаревича Новикова, несколько ниже сортом росол, более жидкое сусло и, наконец, жидкая водица из росола, подсахаренная и с изюмом или урюком.

Уже совсем баловством были пирожки с маком и изюмом. Это – к чаю, а к обеду – пироги из «сырка», засоленной рыбы, которую А. Л. Новиков добывал специально для Великого поста. Наш батюшка из «сырка» приготовлял закуску: добавлял луку и масла. По традиции у нас по понедельникам стряпали пельмени. Во время поста они готовились с начинкой рубленой квашеной капусты с частичками «сырка». Иногда на скорую руку на ужин приготовляли лапшу «постную», т. е. на воде без всякой примеси. Не забывали редьку, причём существовало любовное «присловие» (поговорка) в её адрес: «редечка триха, редечка ломтиха, редечка с маслом, редечка с квасом и редечка так» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 387. Л. 23–28.

Там же автор упоминает ещё об одной особенности Великого поста: «Во время Великого поста случалось празднование «Благовещения», «праздника весны», по выражению А. С. Пушкина, когда существовал обычай выпускать птичек, «воздушных пленниц», на волю, и в великопостный мрак вливался на один день луч солнца, зато на четверной, так называемой крестопоклонной неделе, этот мрак ещё больше сгущался» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 387. Л. 28.

Там же воспоминания о Вербном воскресенье описаны более подробно: «Перед моими глазами и теперь ещё стоит картина, как под звон колоколов деревенские люди возвращались из церкви домой с вербами и как эти вербы устанавливались у нас в дому на «божнице». Когда мне приходилось бывать в избах своих деревенских друзей, то на «божницах» у них я видел тоже вербы. У М. Ю. Лермонтова есть стихотворение «Ветка Палестины», содержание которого иллюстрирует то настроение, которое возбуждали вербы у нас, деревенских детей» // Там же. Л. 32.

В очерке «Великий пост» в составе «Автобиографических воспоминаний» в «свердловской коллекции» воспоминаний автора пересказ евангельских стихов отсутствует и описание Страстной седмицы имеет более бытовое значение: «От «Страстной недели» у меня сохранились ещё яркие воспоминания, но совсем другого рода: шла уже подготовка к Пасхе. В семье у нас существовал обычай собирать яйца к Пасхе по паям – в понедельник на одного, во вторник – на другого и т. д. У куриц не было определённых гнёзд, и приходилось искать яйца по разным местам. На этой почве разыгрывался азарт. Мы, дети, были созерцателями, а отчасти и участниками подготовки к Пасхе: красили яйца, отбирали изюм для приготовления куличей и «пасхи» – сырковой массы. Что греха таить – это было для нас самым главным «интересом» в течение «Страстной седмицы» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 387. Л. 34–35.

См. очерк «Постниковы».

См. очерк «Фалалеевы».

См. очерк «Матрёна Сергеевна [Уфимцева]».

Музыкальные термины, обозначающие разную скорость музыкального произведения.

solo – музыкальный термин, исполнение всего музыкального произведения или его ведущей тематической партии одним голосом или инструментом.

tutti – музыкальный термин, в данном случае, противоположность solo , то есть исполнение музыки полным составом хора непосредственно за исполнением solo , с тем, чтобы дать солировавшему участнику возможность отдыха и подготовки к продолжению исполнения, а слушателям точнее ощутить на контрасте нюансы произведения.

Из псалма 47: «Горы Сионския, ребра северова. Град Царя великаго…» (Библия. Псалтырь, 47:3).

В оригинале стихотворения М. Ю. Лермонтова «Ангел» последние две строки:

«И звуков небес заменить не могли

Ей скучные песни земли».

Автор имеет в виду завершение Овидия Назона «Метаморфозы».

Exegi monumentum – по-латински «Я воздвиг памятник» – ода древне-римского поэта Горация (65-8 до н. э.), которую использовали в своих произведениях многие авторы.

Из стихотворения А. С. Пушкина «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…»

memento mori – по-латински память о смерти.