Борис Алексин - Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 2. Том II

После окончания работы комиссии Алёшкин наконец-таки получил долгожданный отпуск. Кстати, это был первый отпуск в его трудовой жизни.

Во всё время пребывания в Шкотове Борис почти каждый вечер проводил с Катей. То они встречались в клубе на киносеансе, то на каком-нибудь собрании, а иногда, хотя редко, просто на улице.

Катя Пашкевич по натуре была довольно упрямой и своенравной девушкой, и после строгого разговора с матерью интерес её к Борьке Алёшкину не только не пропал, а даже, наоборот, возрос. Помогла в этом и отъезжавшая на север сестра Мила, которая, прощаясь, сказала:

– Катенька, Борис парень хороший, толковый, может со временем значительным человеком стать…Митя мне говорил, что к тебе у него чувства серьёзные… Не упусти своего счастья!

Катя покраснела и даже зло топнула ногой.

Да что вы все ко мне с этим Борькой пристали? Что он вам? Я сама не маленькая, нечего меня учить и наставлять без конца! – крикнула она запальчиво и убежала в небольшой палисадник, находившийся перед домом, где её стараниями было сделано несколько клумб, покрытых разнообразными цветами. Она с детства любила выращивать цветы и всё время, которое удавалось ей выкроить после большой работы по дому, лежавшей на её плечах, и выполнения общественных обязанностей, она отдавала им. Заметим, что эта её привязанность к цветоводству сохранилась за ней на всю жизнь, и, как правило, это дело ей удавалось как нельзя лучше.

Пропалывая одну из клумб, она еще долго ворчала что-то себе под нос, но как только начало темнеть и наступила пора идти в клуб, быстро собралась и помчалась.

Не успела она выйти из калитки, как встретила Бориса.

– Ты куда? – спросил он.

Девушка недовольно надула губки и сердито посмотрела на неожиданно взявшегося парня, виновника бесконечных упрёков и непрошеных советов, получаемых ею. Но, увидев его восторженно-радостное лицо и блестящий взгляд, сама не сумела сдержать улыбки.

– Как куда? На собрание! Ты что, забыл? Они пошли вместе.

На второй же день своего появления в Шкотове, Алёшкин был избран секретарем Шкотовской ячейки РЛКСМ, заменив на этом посту Гришу Герасимова, которому доставалось на работе в райкоме. Узнав, что Борис переехал из Новонежино и обоснуется в Шкотове, Герасимов предложил его кандидатуру секретарю райкома Смаге, тот согласился, таким образом на первом же собрании Алёшкина избрали секретарем ячейки. Голосовали за него дружно: большинство комсомольцев его отлично знали, с некоторыми он учился, некоторых в свое время принимал в комсомол, так что избран он был единогласно.

Кроме этой солидной нагрузки, он, конечно, не мог отказаться и от участия в работе драмкружка…

В начале августа, возвращаясь из клуба (они теперь нередко шли вдвоём, хотя и на расстоянии друг от друга), Катя сказала, что вопрос о её переезде в город решён окончательно.

– В этом ты тоже виноват! Сестрёнки нас не раз вместе видели и в клубе, и на улице, и, конечно, всё рассказывали дома. А меня так прямо задразнили тобой. – заметила она недовольно.

Борис от этих слов сразу очутился на седьмом небе. Хотя они произнесены как будто недовольным тоном, но ведь ими Катя невольно признавалась, что их что-то связывает, что не только он, но и она не очень хочет этой разлуки.

– Вот мама, хоть и молчит, и мне о тебе больше ничего не говорит, но только деятельно готовится к моей отправке. Чтобы поскорее меня подальше от тебя услать! – закончила Катя, искоса поглядывая на парня.

– Не удастся! – решительно заявил тот. – Я уже решил, если ты в город поедешь, так и я тоже поеду! Немного деньжат у меня есть. Поеду, сдам экзамены в ГДУ на лесной факультет и буду учиться там.

– Какой ты скорый! – улыбнулась Катя. – А хвастун какой! Зачем только я разговариваю с тобой?

– А вот увидишь, никакой я не хвастун!

У Бориса, когда он что-либо решал или задумывал, исполнение горело, как на пожаре. Мы уже достаточно долго его знаем, чтобы этому поверить.

Вечером этого же дня он переговорил с родителями, одобрившими его намерение. Они тоже опасались за его судьбу. До них доходили слухи об его ухаживании за Катей Пашкевич, и оба они, за два года успев уже изучить его характер, боялись, как бы он не натворил каких-нибудь глупостей.

Они обрадовались Бориному решению, решив, что учеба и отъезд во Владивосток отдалят его от Кати.

На следующий же день после разговора с Катей Борис выехал во Владивосток. Он ведь находился уже в отпуске. Несмотря на то, что экзамены уже начались, его, как явившегося с производства, имевшего хорошие рекомендации от Озьмидова и Дронова (начальника кадров Дальлеса), а также и учитывая то, что он комсомолец, к ним допустили.

Поселился он у жившего в Голубиной пади (был такой район во Владивостоке), уже студента 1-го курса этого же факультета, своего школьного товарища Коли Воскресенского.

Ему предстояло сдать всего три предмета: по русскому письменный и устный, такие же по математике и устно по обществоведению.

С русским он расправился в один день, сдав сразу и устный и написав с одной из групп сочинение. Впоследствии выяснилось, что ему удалось сдать оба эти экзамена на 5. (опять ввели цифровые отметки). Помогла его начитанность и отличная память.

Письменную работу по математике он выполнил тоже на 5. А вот с устным ответом пришлось попотеть. Дело в том, что в свое время их класс не успел прой ти положенной по математике программы. Тригонометрию он знал, по существу, только по названию. А экзаменатор, просмотрев его письменную работу и убедившись, что алгебру и геометрию абитуриент знает хорошо, решил сосредоточить свое внимание на тригонометрии, и тут Борис засыпался. Он не придумал ничего лучшего, как чистосердечно признаться в том, что в свое время в школе они тригонометрию не проходили, и что ответить на поставленные вопросы он не сумеет. Преподаватель недовольно хмыкнул, а затем принялся гонять Бориса чуть ли не по всему курсу алгебры и геометрии. Убедившись, что в этих предметах у поступающего знания достаточно прочные, он вывел ему четвёрку.

К стыду Алёшкина, самая низкая оценка оказалась у него по последнему из сдаваемых предметов, а именно по обществоведению. К подготовке к нему отнесся он легкомысленно и, несмотря на предупреждения более опытного Коли Воскресенского, посчитал, что с этим-то делом он, как комсомолец, справится без труда. На деле оказалось не так.

В то время, когда Борис учился в школе, предмета «обществоведение» не было совсем, если не считать те скудные знания, которые были им получены при изучении политэкономии Богданова в Кинешме, да таких же разбросанных понятий, полученных на занятиях политкружка при комсомольской ячейке, то есть ничего систематического по этому предмету он в голове не имел. Между тем, уже с двадцать четвертого года в школах преподавалось обществоведение по учебнику Е. Ярославского, в котором систематически излагалась история РКП(б), ход важнейших революционных событий в России и в международном рабочем движении.