Ирина Чутчева - Целитель

Через месяц я готовилась к отъезду во Владивосток. Моей целью было заработать достаточное количество денег, чтобы продолжить учёбу. Мама не хотела отпускать меня, всячески отговаривала, но ждать помощи от родителей было бессмысленно, рассчитывать нужно было только на себя. Если не я проложу себе дорогу в будущее, то кто это сделает? Вот только собравшись в море, я даже не представляла, с какими трудностями мне придётся столкнуться…

По прибытии во Владивосток всех нас, молодых девушек, расформировывали на рыболовецкие суда по несколько человек. Нам предстояло трудиться на огромных плавбазах – это целые заводы, где ловят рыбу, там же улов разделывают и изготавливают консервы. Условия труда были просто невыносимыми – это был адски тяжелый труд. Тогда мне было неполных 20 лет.

Со мной на судно отправили ещё нескольких девчонок Волгограда, Саратова и других городов. У них всех тоже были свои жизненные задачи, им тоже нужны были деньги. На судне работало двести человек, в основном, все были женщины. Мужчины занимали технические и обслуживающие должности: капитан, старпом, электрики, механики, повара, матросы, боцман, машинисты, – всего от силы человек пятьдесят.

Только что прибывших девушек, и меня в их числе, ожидал не очень тёплый приём со стороны годами работающих на этом судне женщин. Они считались здесь старожилами и охраняли свои границы. Дело в том, что на судне было мало мужчин, и в женском коллективе царила дикая ревность. Особенно остро на себе это ощущали молодые обаятельные девчонки. Неприязнь проявлялась и на работе в цеху, где разделывали рыбу, и вне работы.

Трудиться приходилось по двенадцать часов, стоя на ногах и полоскаясь в холодной воде во время разделки рыбы. На рабочих были надеты резиновые сапоги и длинные клеёнчатые фартуки почти до пола. В руках были ножи с очень острым лезвием по двадцать пять сантиметров, чтобы можно было одним взмахом руки отрезать рыбе голову и тут же вспороть брюхо – вычистить требуху. А рыба шла огромная: горбуша, кета, чавыча, скумбрия, – каждый хвост от трёх до семи килограммов.

Одна рабочая должна была переработать за сутки минимум тонну. Чем больше рыбы обработано, тем выше будет заработок. Поначалу новенькие падали от адского труда, но потом привыкали и выполняли по две нормы, порой времени хватало даже на то, чтобы ходить друг к другу в каюты пообщаться и получить позитив. Работать в море поистине тяжёло – то качка, то шторм. Но я не унывала, потому что знала, зачем ехала в такие условия. Я знала, что всё это ненадолго, и что как только вернусь, закончу институт.

Рыболовецкое судно чаще всего добывало рыбу у берегов Курильских островов, Сахалина, Камчатки и Японии. Это живописные места с потрясающими сопками и горами, со своей уникальной природой и особым климатом, и совершенно другим воздухом. Иной раз встанешь у борта и любуешься этой красотой, наполняясь вдохновением и невероятным ощущением чистоты и свежести.

На судне работал магазин, где торговля велась по своим правилам. Дело в том, что в восьмидесятых годах всё было в дефиците – найти одежду или косметику было трудно. Но в этом магазине можно было купить соки, печенье, сахар, разные консервы, сгущёнку, часто в лавку завозили японские товары, – это бывало, когда рыбачили у японских берегов. Тогда в магазине появлялись сервизы, покрывала, пледы и многие другие красивые качественные вещи, которые считались дефицитным товаром в России.

Деньги рабочим не выдавали, но если нужно было что—то в магазине, там записывали на счёт сотрудника и затем вычитали из его зарплаты. Заработанные деньги получали по возвращении во Владивосток, в кассе управления «Дальморепродукта».

Мы всегда дивились чистоте японских берегов. Когда база стояла у побережья Японии, где, в основном добывали скумбрию, все рыбаки любовались ухоженностью береговой линии. Всё было настолько чисто, аккуратно, даже японские суда выглядели как игрушечные – чистые, белые, ни пятнышка ржавчины. Конечно, на их фоне советские суда сильно проигрывали.

Японцы очень часто посещали российские рыболовецкие суда со своим визитом, – это была береговая охрана. Они привозили жвачки, календари, ручки. Им очень нравились наши судовой хлеб, сгущённое молоко, тушёнка и другие продукты, поэтому между сторонами происходил бартер.

В море тоже были прелести жизни. Спустя полгода пребывания на судне все очень сдружились и стали одной семьёй. Среди мужчин ко мне большой интерес начал проявлять старший помощник капитана, на судне его называли старпом. Звали старпома Владимир, ему было двадцать девять лет, он был очень интересным, весёлым и красивым человеком. Его тёмно—русые кудри спускались на лоб. Это был смуглолицый мужчина с крупными выразительными серо—зелёными глазами, небольшим прямым красивым носом. Его тонкие усы соединялись с чёрной бородкой, которая всегда была подстрижена коротко и аккуратно. Его улыбка покоряла всех женщин на судне. Он был настолько обаятелен, что не понравиться просто не мог.

Владимир всегда был весёлым, уважал юмор, рассказывал интересные, смешные истории и анекдоты, которые у него находились всегда к месту. Между тем он был вежлив и внимателен ко всем. Кто бы его о чём ни попросил, – он старался помочь всем. Володя очень хорошо разбирался в электрике и электронике, и с этими вопросами к нему обращались довольно часто.

Старпом нравился многим девушкам, многие хотели завоевать его сердце, но он не обращал особого внимания на женщин. Однажды, помню, был сильный шторм на море, до десяти баллов. По спикеру передали команду задраить все иллюминаторы. При таком шторме судно кидает из стороны в сторону, волны накрывают нос корабля, а люди ходят, держась за поручни, и подавляя признаки укачивания. Я же решила подняться на капитанский мостик, чтобы оттуда смотреть на гребни волны с высоты, – это было самое высокое и очень красивое панорамное место на судне. Володя, увидев меня, – а я в тот момент стояла любовалась разбушевавшимся штормом, – взял меня за руку и потянул внутрь. Он отругал, сказав, что это опасно. Но мне в тот момент было совсем не страшно, а наоборот интересно, как в природе рождаются такие огромные волны.

Владимир отвёл меня в безопасное место и стал рассказывать о всяких явлениях природы. В его арсенале были разные истории, которые ему приходилось видеть в море. А в море он стал ходить с того момента, как попал на службу в армию матросом, потом он закончил мореходное училище, затем работал на китобойце. Наш разговор затянулся, и мы не заметили, как пролетело несколько часов.