Артем Драбкин - «Катюши» – «Сталинские орга́ны»

Женщины у вас в части были?

Была фельдшер дивизиона Маша Кутырь. Она была единственная у нас, относились с уважением. Ну я тогда еще был пацан, с женщинами не умел обращаться.

Приходилось сталкиваться с немецкими реактивными установками?

Под обстрел не попадали. Но под конец войны нам выдали правила стрельбы немецкими реактивными снарядами, такими, как наши, чтобы можно было в случае захвата трофеев их использовать. Тогда у нас еще появились снаряды улучшенной кучности М-31-УК. В конструкцию снаряда добавили 4 маленькие трубки, расположенные перпендикулярно оси снаряда, под углом 90° друг к другу. При горении порохового заряда часть пороховых газов выходила из этих трубок и поворачивала снаряд вокруг его продольной оси. Как пуля в нарезном стволе, поэтому кучность снарядов М-31-УК была лучше, чем М-31. У немцев тоже была такая технология, но у их снарядов эти отверстия были вокруг сопла, прямо в корпусе снаряда. Они умнее сделали. Сам я их не видел. Это я рассказываю, как в правилах было написано. Мы ставили станки, а они вырывали в земле траншею и туда закладывали снаряды, так и стреляли.

Вы обычно делали один залп с одной позиции?

Мне два раза никогда не приходилось стрелять.

Ефим Борисович Пивник, 2014 г.

Посылки домой посылали?

В конце войны нам организованно выдавали трофейный сахар, крупу, материал, и мы посылали домой. Я две посылки отправил.

Вши были?

Мы обычно после боя отходили в тыл, в ожидание. А там баня, в бочках прожаривали белье, вшей не было.

Как сложилась ваша жизнь после армии?

После армии я работал на предприятии «Старт», производили вооружение, системы «Град» в том числе. Был начальником технологического бюро. Оттуда и ушел на пенсию, видишь, они мне календарь подарили на 2014 год.

Интервью и лит. обработка Н. Домрачев

Я родился в 1921 году. В 1932–1933 годах в Казахстане был голод, в результате которого умерла половина казахов. У моего деда Мустафы шесть детей было, все умерли во время голода. Я с восьми лет попал в детский дом, окончил там школу, после чего поступил в Алма-Атинский горно-металлургический институт. Но в 1939 году, когда я учился на первом курсе, меня призвали в армию. Там же как получилось – 1 сентября 1939 года Гитлер напал на Польшу, а в нашей армии тогда 70 % колхозников было, тогда промышленность в СССР слабая еще была, а армии требовались образованные люди. После призыва я попал во взвод управления 299-го артиллерийского полка 194-й горнострелковой дивизии. Дивизия эта формировалась в Сибири, но через два-три месяца нас перебросили в Сталинские военные лагеря, которые находились под Ташкентом.

Когда меня в армию призвали, русский я плохо знал, но через полгода выучил, стал командиром отделения. Вообще тогда образованных людей в армии мало было. Вот у нас старшина, командир отделения. Когда он учил нас обращаться с винтовкой, он говорил: «Я рассказать не могу. Повторяйте, как я делаю». Берет затвор винтовки, показывает, как надо. Мы за ним следим и потом сами повторяем. Он посмотрит на нас: «Молодцы». Вот какие люди были – необразованные, но мудрые. Мы их уважали.

Когда я уже должен был увольняться, у нас в части стали агитировать на поступление в училище. Грамотных тогда посылали в артиллерийские или в авиационные училища. Я согласился и пошел в артиллерийское училище. Сперва попал в Ленинград, а потом меня перевели в Московское. Когда немцы подошли под Москву, наше училище перевели в Уральск, туда много военных училищ эвакуировали. Всего я в училище учился шесть месяцев. В начале 1942 года меня выпустили и назначили командиром огневого взвода гвардейских минометных частей. Формировались мы в Москве, в Измайловском парке. После формировки нас направили на Северо-Западный фронт, а оттуда на Северо-Кавказский. Воевали в Краснодарском крае, станица Абинская, Крымская. Под Крымской был большой бой, там немецкая авиация наш командный пункт разбомбила, там я ранен был. За станицей небольшой лес был, а за ним населенный пункт, который мы у немцев отбили. Командир бригады сказал, что надо послать в этот населенный пункт машину. Поехали. Вдруг нас полковник-танкист останавливает, говорит: «Немцы снова заняли». Мы развернулись, а в это время немецкий самолет летел. Я из машины вылез, под танк залез, переждал бомбежку. Потом обратно в машину сел, вернулись в штаб бригады, и там говорят: «У вас кровь идет». Касательное ранение. Отправили в санчасть.

После того как мы немцев с Кавказа отбили, нас направили на освобождение Крыма. Мы наступали со стороны Керчи, а со стороны Сиваша шел 4-й Украинский фронт. После освобождения Керчи пошли на Севастополь, участвовал в штурме Сапун-горы. Надо сказать, в Севастополе немцы показали, как они умеют воевать – у них выхода нет, а они сопротивляются. Вообще здорово они воевали…

После Крыма нашу бригаду направили на 1-й Украинский фронт, на Сандомирский плацдарм. Там я стал командиром дивизиона. Наступали на Берлин, а потом нашу 3-ю танковую армию, армию Рыбалко, повернули на Прагу. Это культурный центр, красивейший город, а немцы хотели его взорвать. Наши, когда узнали про это, отдали приказ армии Рыбалко, и мы повернули на Прагу. Но когда подошли, немцев там уже не было. Позже нам местные рассказывали, как немцы друг друга били. Оказывается, власовская армия, чтобы искупить, пошла против немцев. Одним словом, когда мы подошли к Праге, немцы уже ушли.

Победу мы встречали под Прагой. Приехал генерал Петров, он тогда начальником штаба фронта был, а потом командующим Туркестанским военным округом. Приехал, всех собрал и сказал нам о Победе. Мы растерялись. Что делать? Командир бригады говорит: «Давайте, пить будем». А у нас всегда фляга спирта была, но пьяным я никогда никого не видел. Выпили, отметили Победу.

Спасибо, Аманжол Каликович. Еще несколько вопросов. Перед эвакуацией из Москвы ваше училище в боях участвовало?

Нет. Нас на фронт направили, прибыли в расположение нашей Панфиловской дивизии. Тогда затишье полдня было. Мы только позиции заняли и буквально часов через пять-семь пришел приказ: «Убрать курсантов с фронта!»

На фронте тогда крик начался: «Почему курсантов в бой посылаете?! Их убьют! Офицеров нет, уже всех перебили!» И нас отозвали.

Какое настроение в 1941 году было?

Плохое было настроение. Мы же до войны всегда думали, что воевать будем на чужой земле, а тут… Есть хорошее выражение: «Московская битва разбила миф о непобедимости немецкой армии». Это действительно так. После разгрома немцев под Москвой у нас появилась уверенность.