Маргарита Оконечникова - Театр и жизнь. Записки старой провинциальной актрисы

Голод начался очень быстро. Уж если еще до введения карточек «лакомились» блинами из горчицы, то что говорить! Мы их (карточки) ждали, как манну небесную. Бабушка, желая провести лето с детьми – то есть с нами, – уволилась с работы, а тех, кто не работал, посылали на окопы. Урожай стоял в поле неубранным, и однажды бабушка принесла немного фасоли. И на керосинке, залив ее водой, в большой кастрюле стали варить.

Холод в том году наступил рано, а домá, естественно, не топили, и я уселась возле этого тепла. Был вечер, и мама, зная, что я «жаворонок», просила меня отодвинуться, боясь, что я задремлю и уроню варево.

Но я же упрямая! За дело меня отец и наказывал, хоть во мне именно его гены бурлили. Так и случилось: я задремала, качнулась – и всё вместе с керосинкой полетело на пол (хорошо, что не на диван, на котором я сидела).

Кинулись всё подбирать. Но ложками что соберешь? Главное – навар-то уже пропал. Фасоль подобрали, опять залили водой и снова начали варить. Я умоляла простить меня, а про себя умоляла Боженьку, чтоб не наказали. Отцу, слава Богу, не сказали, и он, придя с работы, с удовольствием пил этот отвар и фасоль ел.

А когда разбомбили Бадаевские склады, люди ведрами собирали землю, по которой текли ручья из сахара и рассыпанной крупы. Вот так, мои дорогие!

Перед тем, как писать о блокаде, хочу возблагодарить Господа за то, что Он вынес нас из этого кошмара живыми и, можно сказать, невредимыми, в то время, как все или почти все Оконечниковы – потомки этого рода – погибли.

Как это Господь с младенчества позволил мне жить с Ним, даже предупреждая и ведя меня по этой тернистой дороге жизни. Низкий поклон Молосковицкой бабуленьке, через которую Он это сделал, и, конечно же, непрестанным молитвам мамочки к Нему за всех нас.

Рассказ будет очень длинный о моей нецерковной жизни и о том, как Господь за ручку, вернее, за сердце, ввел меня в этот земной рай. Я постоянно молила Господа о помощи в житейских делах, а в храм не ходила. Хотя… вру! Пока мы жили на Васильевском острове, в Страстную субботу, где-то полдвенадцатого ночи, мы (я, мамочка, иногда отец – о других девчонках не помню) выходили из дома и через проходной двор на Второй линии, где баня (в которую мы ходили каждую субботу, если позволяло время), и шли к Тучкову мосту – и, пока проходили через него, с упоением слушали благовест. Затем крестный ход вокруг храма (Князя Владимира), к которому мы могли присоединиться и таким образом оказаться со всеми в храме. Но ничего толком мы не знали и настроены были в основном на разговление (мамочка в субботу всегда голодала), а стол наш ломился от яств, которые даже я иногда освящала накануне.

В дальнейшем, когда я работала в Псковском театре, мы – молодежь с комсомольскими значками на груди – в местный храм пошли из любопытства: поражала красота. Но, как мне помнится, лоб я перекрестила только при входе, пораженная красотой. Храм на горушке, а внизу льет свои полные воды река, и я очень полюбила сидеть на скамеечке на берегу. Вообще я счастлива жить на природе, чем меня Господь и наградил в теперешние годы. Благодарю Тебя, Господи!

Когда затем работали в Магнитогорском театре, все жители города очень гордились тем, что Магнитка – единственный город СССР, в котором нет храмов (хотя старожилы и говорили что-то о том, что на окраине города вроде бы есть). Боже мой! Какой красавец храм сооружен сейчас в центре на берегу Урал-реки!

Затем… когда же еще я была в храме? Ах да, в Орловской области есть небольшой городок – культурный центр Ливны. И в нем храм удивительной красоты. Ну, я, конечно же, хотела полюбопытствовать, но было жарко, я была в очень открытом платье, и меня не впустили. Я была удивлена, но учла.

А вот в 1985 году, когда 11 мая скончалась сестричка Анечка, а мы как раз были в Ливнах на гастролях, Николаю удалось упросить директора отпустить меня на похороны, т.к. одна из актрис (спасибо, Ларисонька!) согласилась меня заменить. За это я отдала ей все пирожные и вкусности, которые прихватила с собой после празднования 9 мая. Во второй половине мая мы уезжали на большие гастроли на все лето в Краснодар и Нальчик. И я решила пойти в храм, чтобы подать на Анечку, чтобы отслужили сорокоуст. Вот это был мой первый «разумный» поход в храм.

Я подошла к дверям храма – а они тяжеленные (дело было днем: службы не было уже). Я отошла, затем вернулась – и даже за ручку двери не могу взяться, снова отошла – и только огромным усилием воли снова подошла и, открыв дверь, вошла в храм. Как сейчас помню, справа был стол длинный с книгами, иконами, свечами, и за ним на мое счастье стояла удивительная женщина (храни ее Господь!). Я сказала, что впервые в храме – она мне все разъяснила, а т.к. у меня было десять рублей (в те поры немалые деньги), она все требы, всё-всё, сама сделала и даже остатки денег положила в кружку, поставив за Анечку трехрублевую свечку. Вот это я запомнила очень.

Смерти в блокаду начались почти сразу. Сначала умер дядя Костя (папочкин старший брат), чуть ли не в конце сентября – начале октября. У него уже начался голодный понос, а он пошел в военкомат записываться в добровольцы, потому что военным выдавали паек не в пример лучший, чем блокадникам, и даже хлеб почти настоящий, а не из опилок и целлюлозы с примесью мучной пыли. Он надеялся, что это поможет ему не умереть… но тут же в очереди в военкомате и скончался.

Мужчины не выдерживали, быстрее умирали. Как первого покойника в нашей семье, отец повез его труп на Девятую линию, угол Большого, куда под навес свозили покойников. Их потом грузили на машину и везли далее. Грузчик потребовал 300 г хлеба – а где он у нас? «Везите назад!» Хлеба нет, назад везти сил нет! Так вот отвезли подальше и… оставили. Царствие ему Небесное, красавцу! Ух, красив был! Даже я в своем возрасте это понимала.

А в квартире у нас лопнула фановая труба, и все ее содержимое вытекло в нашу комнату (т.к. наклон пола был к нам). Пару ночей мы спали дома, пока родители добивались того, чтобы нам временно дали другое жилье. Ходили по льду из замерзших нечистот.

Но такие дела быстро не делаются, и (как пишет отец) пошли пожить на Вторую линию к тете Марии (сестре отца, матери Игоря, которая потом тоже умерла, а Игоря взяли в детдом). Но хоть убейте, не помню я такого. Помню, как переехали пожить к тете Кате – родной сестре бабушки, которая тоже впоследствии, уже после нашего отъезда, умерла. Вот и весенний прибавочный паек не помог. Она им свою доченьку Люсеньку подкармливала, которую Господь спас от голодной смерти, но сердце ее уже было надорвано и умерла она от этого уже в 1990-е годы. Царствие ей Небесное!