Александр Ханин - Рота, подъем!

Гераничев, приближавшийся большими шагами, перешел на бег.

– Товарищ полковник, лейтенант Гераничев по-вашему приказанию прибыл.

– Ладно, ладно, – смилостивился подполковник, услышав более высокое звание, которое давало ему право носить папаху вместо ушанки. – Чего у тебя сержант такой непослушный? Ты его накажи, ладно?

– Так точно.

– Ты мне гранатомет дай.

Гераничев тут же отдал мне приказ, и я, зная, что теперь вся ответственность лежит на взводном, передал РПГ подполковнику. Офицер покрутил трубу в руках, приподнял, поставил на место и передал сокурснику. Тот тоже взял трубу, как будто первый раз в жизни, покрутил и упер себе в плечо.

– Ты чего сделал? – спросил его первый подполковник.

– Вот так стрелять надо, – ответил второй подполковник.

– Не так.

Офицеры начали живо спорить, жестикулируя руками. Я отошел к будке, где хранились боеприпасы на время стрельб, и наблюдал за спором, думая, что или мне это снится, или старшие офицеры так остроумно шутят. Гераничев тоже благоразумно решил отойти от старших по званию и встал рядом со мной.

– Товарищ лейтенант, а это что за подполковники?

– Начальники огневой подготовки гражданских ВУЗов Москвы.

– То-то я смотрю у них знания теоретические.

Первый подполковник, споря с товарищами, перехватил у них гранатомет и положил его на правое плечо.

– Вот так надо. Вот так! И лежит удобно и рука до ручки дотягивается, а так, как ты показал…

– Да ты откуда знаешь? – сомневаясь, перебил его второй подполковник.

– Знаю. Я вчера на картинке видел.

– На какой картинке?

– В учебнике по огневой подготовке.

– Ты еще и книжки читаешь?

Подполковник не отреагировал на шпильку и, опустив гранатомет на снег, крикнул:

– Лейтенант, иди сюда. Напомни-ка мне, сынок, как выглядит "сетка".

– Слова-то какие знает, точно книжку читал, – подтрунивал над ним второй подполковник.

Гераничев, отломав от куста веточку, рисовал ей прицельную сетку гранатомета на белом снегу, еще не растаявшем за городом.

Подполковник поддакивал, остальные молча смотрели. Я стоял, не шевелясь и наблюдая, как молодой лейтенант обучает старых подполковников тому, чему они уже много лет обучают студентов в институтах. То есть знания у них быть должны, но где эти знания были спрятаны, не знали даже сами подполковники и, наверное, случайно прибившийся к ним полненький майор, похожий на пышку.

– Товарищи офицеры. Сейчас подойдет преподаватель и инструктор, -

Гераничев показал на меня пальцем. – Покажет, как стрелять.

– Так это инструктор. Ну, тогда другое дело, лейтенант. Не надо его наказывать. Молодец, сержант, иди сюда. Свободен, лейтенант.

Гераничев пошел вдоль стрельбища, а я оторвавшись от стены подошел к группе.

– Ты стрелять умеешь?

– Немного, товарищ подполковник.

– Немного? А почему тогда инструктор?

– По должности.

– Нахал. Ну, давай, инструктируй.

– Товарищи офицеры. У вас у всех ушанки, поэтому первая рекомендация – опустить "уши" и завязать их снизу.

– Мне не холодно.

Не обращая внимания, я продолжил.

– Если у вас есть специальные затычки в уши из ваты, то желательно перед упражнением запихнуть их в уши. Рот во время стрельбы надо открыть, чтобы изменение давление не повлияло на слуховой аппарат. Во время стрельбы надо быть предельно осторожными и внимательными.

– Это ты нас учить будешь, сынок, как себя на стрельбах ведут?

Иди отсюда.

Так как к месту стрельбы уже подошел полковник-преподаватель, то я, передав гранатомет одному из курсантов, остался на дорожке, в то время как офицеры направились к месту стрельбы. Подполковник объяснял что-то офицерам, я грелся на весеннем солнышке и пытался разглядеть первые прогалины у кустов. На улице было еще холодно, и я напялил перед выходом на полигон ватные штаны, которые лежали у старшины. Первый раз за время стрельб из гранатомета я оказался не около учащихся, а позади. Один подполковник положил гранатомет на плечо, второй помог ему установить там снаряд. Что-то у них там не ладилось, и преподаватель подключился к процессу. Наконец они справились и гранатомет снова лег на плечо поверх золотистого погона. Выстрел ушел вперед, и теплая волна обдала мои ноги. Я почувствовал тепло ударной волны через ватные штаны и пэша, стоя в тридцати метрах от стрелка. "Как же они в фильмах из домов-то стреляют, когда комната в три метра? Обратной волной должно небось в окно вышвыривать". Второй выстрел повторил ощущение, и я отошел подальше. Офицеры делали по два выстрела и отходили. Стрельба уже приближалась к концу, я стоял и смотрел то на мишени, которые изредка падали, то на солнце, когда Абдусаматов, решивший отойти подальше от таких же профессионалов, как и на моей точке, сказал:

– Гера идет. Начинай жопу мылить.

– А ты что-то опять там натворил?

– Нет. Но ему скучно. Ему по жизни скучно. То ремень у автомата короткий, то стреляет он не так. То магазин лежит не в ту сторону.

Ты о чем с ним ночью говорил-то?

– О правде жизни. О волках, собаках и срочной службе.

Узбек внимательно посмотрел на меня и ничего не ответил.

Гераничев приближался, пиная камешки на дорожке.

– Лейтенант, лейтенант, иди сюда, – позвал бравый подполковник взводного. – Ты видел, как я стрелял? Ну, как?

Наверное, Гераничев тоже не совсем контролировал свои слова после недосыпа, или правда вырвалась из его уст сама:

– Тут, товарищ подполковник, каждый день негры стреляют, у них больше попаданий будет.

– Ты чего сказал? Чего ты сказал? А ну пошел вон отсюда!! Бегом!!!

Гераничев, наклонив голову и махнув рукой к ушанке, отошел в мою сторону.

– Ну, что, товарищ лейтенант, подполковник подтвердил наш ночной спор?

– Что?! Молчать!! Рот свой закрой!! И не открывай!! Ты меня достал за сегодня! По самое нехочу достал. Пошел вон отсюда!!

– Он на Вас, Вы на меня. Теперь мне осталось налаять на солдата.

Абдусаматов, ты готов пойти "вон отсюда"?

Ни слова не говоря, понимая, что может оказаться крайним

Абдусаматов повернулся и пошел в направлении своей точки.

– Ты куда, Абдусаматов? – крикнул Гераничев уходящему солдату.

– Оружие собирать. Скоро ужин. Война войной, а ужин по распорядку.

То ли запас продуктов в части подошел к концу, то ли это была самый дешевый продукт вооруженных сил СССР, но на ужин уже в который раз нам дали пшенную кашу. Абдусаматов поковырял рыбу выгнутой вилкой, приподнял, понюхал и бросил посуду обратно на стол:

– Утром пшено, днем пшено, вечером пшено. Узбек, что – птичка что ли?

Это выглядело так смешно из уст низкорослого, щуплого азиата, что я расхохотался в полный голос. От смеха из глаз потекли слезы. Я хохотал, ловя сквозь туман слез удивленные взгляды сослуживцев.