Евгений Дырин - Дело, которому служишь

Слева, чуть сзади, самолет Ушакова. Скосив глаза, Полбин видел кабину ведомого. В стеклах фонаря иногда ослепительно вспыхивал солнечный луч и скрывал на миг лицо Виктора, сидевшего прямо, почти касаясь головой бронированной спинки. Полбин усмехнулся, подумав, что если бы он спросил сейчас Ушакова, как у него дела, тот непременно ответил бы: "Нормально".

- Дон, - сказал Факин, указывая вниз. - Сейчас Нижне-Чирская.

Когда эта большая станица с белыми домами в садах проплывала под самолетом, Факин наклонился к нижнему стеклу, пристально разглядывая ее.

- Что там увидел? - спросил Полбин.

- Ничего. - Факин выпрямился. Не рассказывать же об утренней встрече с пехотинцем, который ехал в Сталинград, в госпиталь. Пока шофер копался в машине, остановившейся на дороге около аэродрома, солдат неловко свертывал цыгарку одной рукой. Факин перепрыгнул через ров и помог ему. Солдат, проведя языком по газетной бумаге, сказал с сокрушенным видом:

- Забыл порцигар в Нижне-Чирской... Школа там есть на бугре, двухэтажная, белого камня, - будешь, пилот, пролетать, слышь, посмотри. Ночевали мы, поднялись чуть свет, я в суматохе и забыл на парте. А порцигар трофейный, с хитростью: бумагу в щелочку заложил, крышкой хлопнул - и цыгарка готова...

- Давай, давай за воздухом получше, - сказал Полбин. - Васюк! Не спишь?

- Дремлю, товарищ подполковник!

- Я тебе дам шутить! - прикрикнул Полбин, но сам улыбнулся. Васюк не дерзил, он просто хотел показать, что бодрости у него хоть отбавляй.

Под самолетом прошла степная речка Чир, потом через некоторое время показался городок на железной дороге - Чернышковский.

- Теперь прямо вдоль железки, - сказал Факин, указывая на блестевшую далеко внизу линию железной дороги, - сейчас Морозовский.

Полбин кивнул. Он обменялся по радио несколькими короткими фразами со Звонаревым и, чуть подавшись вперед, напряженно застыл. Факину был виден его освещенный солнцем профиль. "Как орел на монете", - вспомнились ему слова моториста Коли, сказанные о Полбине, но Факин тотчас же обругал себя за неподходящие мысли перед самым выходом на цель.

Цель сразу "заговорила". Земля утопала в предвечерней золотой дымке. Казалось, что пушистые разрывы зенитных снарядов возникают сами по себе, рождаясь в прозрачном воздухе.

Истребители заняли исходное положение для встречи с врагом.

Полбин знал, что немцы очень старательно замаскировали главное бензохранилище. Нужно было его сначала найти, увидеть, чтобы потом, на втором заходе, безошибочно рассчитать бомбометание.

Много раз испытанное чувство снова охватило Полбина, как только самолет вошел в пике. Это было чувство полного, безраздельного слияния с машиной, послушно мчавшейся вниз. Пальцы рук сквозь тонкую кожу перчаток ощущали шероховатые, вздрагивающие рогульки штурвала. Весь самолет, как живое существо, дрожал от напряжения. В ушах стоял звенящий гул моторов и жаркий свист встречного воздуха.

Вниз! Вниз!

А пестрая, зелено-желтая земля поднималась вверх. Серое здание элеватора на окраине Морозовского увеличивалось, увеличивалось...

Полбин увидел конические крыши резервуаров для горючего. Замазанные маскировочной краской, они слабо выделялись на зеленом фоне садов и кустарника, как густая россыпь грибов. Их выдавали длинные тени - ничем не замаскируешь вечно меняющуюся тень!

На железнодорожной ветке стоял состав цистерн. Паровоза не было, и состав напоминал круглый коричневый карандаш, распиленный на ровные цилиндрики.

Цель найдена!

Только тут Полбин увидел, как бешено стреляли зенитные орудия. Самолет выходил из пике, осыпаемый снарядами.

Полбин мгновенно прикинул, где огонь был наиболее интенсивным, и понял, что направление захода выбрано правильно.

На секунду в поле зрения попал обнесенный рвом сад с выгоревшими, искалеченными пожаром деревьями. Мелькнули подковообразные окопчики и в них стволы зениток, непрерывно выкидывающие огонь. Ведомый не был виден, оглядываться некогда.

- Виктор, как дела?

- Нормально! - ответ был отрывистый, быстрый, последнее "о" Ушаков проглотил: "нормальн".

Маневрируя, Полбин снова стал набирать высоту. Ушаков неотступно летел за ним. Даже дистанцию он сохранил такую, какая была на маршруте и при вводе в пике.

"Яковлевы" находились чуть выше. Их крылья поблескивали в лучах солнца.

- Заходим на бомбометание!

"Петляковы" описали круг в небе, густо усеянном пятнышками разрывов, и встали на боевой курс. Хлопки разрывов гнались за ними, вспыхивали то выше, то ниже, плясали в воздухе, как рой потревоженных пчел.

Самолеты круто пошли к земле.

Часть третья. Новатор

Глава I

Деловито, бесшумно, как знающие службу часовые, над Москвой поднимались аэростаты заграждения. Еще не зашедшее далеко солнце окрашивало их снизу в розовый теплый цвет.

Красные отблески зари лежали на крышах домов, на шпилях кремлевских башен.

Некоторое время после того, как машина выехала из ворот Кремля, Полбин не замечал, что происходит вокруг. Мыслями он был там, на заседании Государственного Комитета Обороны. Ощущение могучей силы, к которой он приобщился, владело всем его существом. Он видел коллективную работу руководителей партии и государства, с мудрым спокойствием решающих сложнейшие вопросы. Он был безмерно счастлив оттого, что сам участвовал в этой работе, помогал ей...

Машина пересекла Манежную площадь и вышла на улицу Горького. Навстречу двигались легковые автомобили с узкими щелочками замаскированных жестью фар, крытые грузовики, длинные прицепы, на которых перевозились аэростаты. Троллейбусы, как пароходы, отчаливали от тротуаров и, лязгая проводами, набирая скорость, бежали по асфальту.

Около домов у больших репродукторов останавливались пешеходы. Ждали сообщений "В последний час". Со времени окружения и разгрома гитлеровцев под Сталинградом такие сообщения передавались все чаще: советские войска шли на запад, освобождая целые районы и области.

- Товарищ полковник, тут станем чи объедем? С того конца вам ближе будет, - сказал водитель.

Полбин ответил не сразу. Он все еще не мог привыкнуть к своему новому званию.

- Давай здесь. Пройдусь пешком.

Машина, побуксовав на ледяном бугорке, отъехала. Полбин вошел в темный, заваленный снежными сугробами переулок, в котором они вместе с Ушаковым снимали комнату. У калитки он по привычке поднял глаза вверх: хорошая ли будет завтра погода. В небе, чистом, безоблачном, не было ни одной звезды. На большой высоте недвижно висели аэростаты. Их вид всегда немного раздражал Полбина. Он привык, что все, находящееся в воздухе летит, стремится куда-то, живет...

"Ладно, стойте", - снисходительно разрешил он небесным сторожам и взбежал на крыльцо.