Питер Пэдфилд - Секретная миссия Рудольфа Гесса

— Я прибыл сюда, знаете ли, полагаясь на благородство короля Англии и благородство британского народа. Я думал, что король и герцог Гамильтон возьмут меня под свою защиту. Со мной очень хорошо обращались в госпитале и казармах в Лондоне. Я приехал сюда, и здесь со мной тоже как будто хорошо обращаются. Но только непосредственно со мной. С тех пор, как я здесь, меня спрашивали, не беспокоит ли меня шум. Беспокоит, потому что меня волнует мой переезд. Против шума у меня есть «Оропакс».

— Вы говорите об ушных бирушах?

— Да. Вторую или третью ночь в коридоре, ведущем в мою комнату, все время кто-то шумел. Я не мог уснуть всю ночь. На другой день мне досаждал мотоциклетный шум с дороги и постоянно гудели аэропланы. Я пошел в спальню, чтобы вздремнуть часок, но и тут мне не было покоя: хлопали двери, топали ноги по лестнице, вверх-вниз, вниз-вверх, вверх-вниз. Я не могу спать…

Саймон спокойно его заверил, что мысль о намеренной природе шума совершенно безосновательна, как безосновательна была уверенность о примесях в пище и внедрении в его окружение офицеров секретных служб. Вещи такого рода в Великобритании не делались. Заблуждения были "детскими, идиотскими, знаете ли".

— Если вы мне не поверите, я сойду с ума и умру, — с отчаянием проговорил Гесс и, когда Саймон еще раз попытался развеять его подозрения, добавил: В этом доме я больше есть не буду.

— И очень глупо с вашей стороны.

— Предпочитаю умереть с голоду, а не от нервов, не от смущения разума…

— Полнейший абсурд…

— Не знаю, кто, у меня нет доказательств, но я знаю об этом…

Его английский делался все более возбужденным и менее правильным по мере того, как он пытался внушить Саймону мысль, что если он умрет здесь, если его найдут с перерезанными венами, немецкий народ будет убежден, что его убили секретные службы, и тогда конец взаимопониманию.

Он вытащил фотографии жены и сына, которые привез с собой, и протянул их Саймону.

— Пожалуйста, спасите меня ради них. Спасите меня ради мира и спасите меня ради них.

Новому доктору он не доверяет, продолжал он. Саймон объявил, что Дикса вызвали только потому, что боялись, что у него (Гесса) были трудности "нервного характера", а приглашенный был специалистом в этой области. Он посоветовал Гессу держаться по-солдатски и не терять мужества.

— Я солдат и был храбрым, но мой опыт…

Саймон ушел после очередной попытки заставить его проявить мужественность; но, как указал Гесс, свою храбрость он уже проявил, решившись на перелет.

После этой беседы доктор Дикс нашел своего подопечного крайне истощенным и проголодавшимся. Гесс заставил Дикса поклясться, что никто не собирается его отравить, — после чего пожал ему руку и попросил есть, несмотря на недавние уверения, что в этом доме больше не возьмет в рот ни крошки. Он тут же уничтожил кусок торта и попросил добавки. Полковник Скотт записал в дневнике: "Остаток вечера он пребывал в успокоенном состоянии, был несколько высокомерен и груб и после ужина прогулялся по лужайке с майором Фоли".

Это наблюдение совпадает с сообщением Шепарда о его поведении после объявления о переводе из замка Бьюкенен и свидетельствует о том, что он не притворялся с Саймоном, а скорее проявлял эгоцентризм испорченного и не вполне уравновешеннбго ребенка. Примерно то же сказал о нем после войны Карл Хаусхофер: "Он никогда не был совершенно нормальным. В начале 1919 года у него проявлялись суицидальные наклонности и отсутствие уравновешенности. Помнится, я послал его к нашему семейному врачу, доктору Боку, который обнаружил в нем черты инфантилизма". Но каким бы наивным и инфантильным не казался Гесс, он проявил достаточную трезвость ума, чтобы обвести вокруг пальца лорда-канцлера, как он провел Киркпатрика и Фрэнка Фоли. В отчете о беседе, сделанном на другой день, 10 июня, Саймон подытоживает:

"Гесс прибыл по собственной инициативе. Он прилетел не по приказу или с разрешения Гитлера, тот даже не знал об этом. Это предприятие его собственное… Когда он размышляет о провале своей миссии, он становится эмоционально угнетенным и боится, что сделал из себя посмешище…"

Позже Саймон снова повторил это. Теперь ясно, что "план Гесса являет собой искреннюю попытку воспроизвести оригинальные мысли Гитлера, высказываемые ему в многочисленных беседах". Более интересным является второй вывод Саймона, сделанный на основе изучения предыдущих бесед и из собственного наблюдения:

"Гесс прилетел, пребывая в уверенности, что шансы его миссии на успех куда больше, чем они были на самом деле и что теперь он осознает в полной мере. Он представлял, что в этой стране имеется сильная группировка, ратующая за мир, и что у него будет возможность вступить в контакт с ведущими политиками, которые стремятся сейчас положить конец войне. Сначала он постоянно просил устроить ему встречу с лидерами оппозиции и даже подумывал о возможности ведения переговоров с новым правительством. Он совершенно неосведомлен о нашей конституционной системе и о единстве нашей страны. Он все время просил о дополнительной встрече с герцогом Гамильтоном, полагая, что тот (в силу своего положения!) станет посредником в налаживании контактов с людьми, взгляды которых отличаются от взглядов клики, удерживающей Гесса в заключении, то есть правительства Черчилля. У него в голове все крайне перепуталось".

Это служит явным доказательством того, что Гесс пал жертвой "Комитета двойного креста" Мастермана. Саймон был почти беспристрастным наблюдателем, так как не относился ни к кругу правительства Черчилля, ни к секретным службам. Он дал объективный анализ того, что читал и слышал из уст самого Гесса. Гесс, несомненно, верил в то, что герцог Гамильтон будет его связующим звеном с мощной оппозицией, однако он не поверил бы в это, если бы эту мысль не внушили ему двойные агенты. Альбрехт Хаусхофер не говорил с ним на эту тему; фон Вейцзекер, видевший обычные разведывательные сводки, в капитуляцию Британии не верил. Об этом знали только Гесс и, вероятно, некоторые другие руководители, посвященные им в план. В Бреннере Гитлер сказал Муссолини, что грядет замена Черчилля Ллойд Джорджем; в январе за обедом гостям своей восточно-прусской штаб-квартиры, Вольфшанце, Гитлер сказал: "Если сэр Сэмюэль Хор придет, как ожидается, к власти сейчас, ему останется только освободить фашистов".

Ничем не подкрепленные, достаточно наивные условия переговоров, предложенные Гессом, являются другим доказательством того, что он прибыл не с тем, чтобы действительно вступить в переговоры с британским правительством, а провозгласить господство Гитлера над континентом и указать тем в Британии, кто уже считал, что война проиграна, как Британия может избежать дальнейших последствий решения противостоять фюреру— он прибыл, чтобы говорить с пораженцами. Его желание познакомиться с последним сборником очерков Лидделла Харта указывает на то, что он был несколько дезинформирован. Все остальные поборники мира, обсуждая условия переговоров, на которые могла бы согласиться Великобритания, в обязательном порядке касались судьбы Польши, Чехословакии, Нидерландов и Франции. Гесс же сказал Саймону, что Гитлер по этому поводу не высказывался, и его самого их будущее не волновало. Даже если принять во внимание мнение его бывшего британского компаньона по охоте, Джефри Шекспира, что он был "абсолютным любителем" в политике и дипломатии, он не стал бы рисковать жизнью и везти в Британию столь опрометчивые предложения, если бы не был уверен, что имеет мощную поддержку в лице большой группы влиятельных лиц, придерживающихся мнения, что Великобритания является естественным союзником Германии и что ей от природы суждено главенствовать на океанах, в то время как делами континентальными будут заниматься обитатели континента. Эту точку зрения проповедовали Лидделл Харт и Рассел Гренфелл, книги которых просил Гесс.