Лео Яковлев - Достоевский: призраки, фобии, химеры (заметки читателя).

«Цивилизация, откинув религию, тем самым признала смерть свою, ибо должна нести в себе рабство — хотя бы в виде пролетариата и обоготворение прав собственности».

«Виновно же католичество римское и протестантское».

«Каин — причина: Байрон хромой».

«Направление Лермонтова — причина: урод, кочергу ломал».

«Гуманность есть только привычка, плод цивилизации. Она может совершенно исчезнуть».

«Либерализм — дурная привычка».

«С уничтожением крепостного права кончилась (не закончилась) реформа Петра и петербургский период. Ну и sauve gui peut [паника]».

«Так как наши окраины придется нам или отдать, или сохранить и так как мы не отдадим их ни за что без боя, то лучше было бы позаботиться об их обрусении теперь».

«Журнальная литература вся разбилась на кучки. Явилось много жидов-антрепренеров, у каждого жида по одному литератору (и если имеются другие, то фиктивные), но по одному есть. И издают».

«Художественностью пренебрегают лишь необразованные и туго развитые люди, художественность есть главное дело, ибо помогает выражению мысли выпуклостию картин и образов, тогда как без художественности, проводя лишь мысль, производим лишь скуку, производим в читателе незаметливость и легкомыслие, а иногда и недоверчивость к мыслям, неправильно выраженным, и людям из бумажки».

«Не могут не определиться лучшие люди, в смысле сознателей правды народной, — не могут, потому что человеку паче всего нужно то, перед чем преклоняться».

«Специальности врачей, специализировались, — один лечит нос, а другой переносицу. У одного всё от болезней матки».

«В русском человеке (большей частию) из простонародья нужно отвлекать красоту от наносного варварства».

«Фантазии и воображения нет в писателях».

«Прозрачность духовенства».

«Семинаристы, как status in statu, — вне народа».

«В России мы местности не имеем. Ну что такое, например, Владимир? Зачем его знать, а Костромы так даже и стыдимся»

«Семинарии надо поскорее возвысить до гимназий, то есть, так сказать, обратить в гимназии, уже и потому, что тем уничтожится рассадник нигилятины».

«14-е декабря было диким делом, западническою проделкою, зачем мы не лорды? Русский царь играл тоже в эту игру (с Екатерины начиная). Но Екатерина была гениальна, а Александр — нет. Освободили ли бы декабристы народ? Без сомнения нет. Они исчезли бы, не продержавшись и двух-трех дней».

«Необразованность, потребность впутаться, мерзавца, как Пестель, считать за человека… Меж тем с исчезновением декабристов исчез как бы чистый элемент из дворянства. Остался цинизм: нет, дескать, честно-то, видно, не проживешь».

«Всегда должна быть мерка порядочности, которую мы должны уважать, даже если и не хотим быть порядочными».

«Тирания есть монархия, имеющая в виду только пользу монарха (в противоположность монархии, имеющей в виду лишь пользу всеобщую), олигархия есть правление, имеющее в виду лишь пользу богатых (в противоположность правления аристократов, в смысле лучших людей), и наконец, демократия есть правление, имеющее в виду лишь пользу неимущих (об общественной же пользе не заботится никто из них)».

«Петр создал лучших людей из дворян и из доблести людей, подходивших снизу… Теперь идея Петра раздвинута бесконечно, и уже от народа требуют лучших людей. Но надобно, чтобы народ был в состоянии их выставить».

«У нас: те которые поддерживают цивилизацию (то есть гражданский порядок Европы), поддерживают, стало быть европеизм, то есть они западники. А стало быть, они должны поддерживать дворянство, ибо только дворянство было проводником европеизма».

«Народ обладает двумя идеями непосредственно: (1) православием; (2) монарха никогда не считает тираном, наиболее свободы. Он не понимает, как монарх может его бояться, а потому не дать ему всей возможной гражданской свободы».

«Свое цельное управление имеют лишь три нации: Англия, Россия и Америка».

«У Петра было одно создание — дворянство — (все остальное лопнуло). Теперь и дворянство порешили, что осталось — ничего».

«Честность и искренность нашего общества в высшем смысле, честность нашего юношества, идея и идеал прежде всего, вера в идею, земные блага лишь потом. В этом наше общество сходно с народом, и это его пункт соединения с народом. В народе много подлецов, но и подлец не говорит: так и надо, а воздыхает и чтит добродетель. А если есть изверги, то народ осуждает их».

«Страшный толчок ожидает общество: дорога в Сибирь, соединение с Сибирью, торговлю можно вызвать в 10 раз, а в бесплодных степях земледелие, усиленное скотоводство и даже фабрики. Россия, соединенная дорогами с Азией, скажет новое слово, совсем новое. Теперь лишь начинается».

«Идея Мальтуса о геометрической прогрессии населения без сомнения неверна; напротив, достигнув известного предела, население может даже совсем останавливаться… будет вернее последовать аксиоме, правда еще не доказанной, но лишь предрешаемой, именно, что территория может поднять ту численность населения, которая лишь сообразна с ее средствами и границами… Таким образом, многоземельные государства могут быть самые огромные и сильные. Это очень интересно для русских».

«Но может ли семинарист быть демократом, даже если б захотел того?»

«Образование начинается лишь тоже с известной густоты населения. Да и вся цивилизация. Тут должны быть твердые научные правила. Но способствует и характер народа: у немцев прежде образование, а потом уже политическая мысль, а у русских наоборот».

«Начинается этот зуд разврата».

«Война есть повод массе уважать себя, призыв массы к величайшим общим делам и к участию в них. Вы другого образа участия масс на равной ноге с интеллигенцией (управляющей массой по праву) не найдете для высших дел (для участия в высших делах). Кроме войны — везде царствуют ум, наука, сметка, талант, а масса беспрекословно должна слушаться, то есть жертвовать своей инициативой. Война вдруг выводит всех — и уже не интеллигенцией, а великодушием».

«Умирать вместе — это соединяет».

«Я вас не считаю честным литератором, г-н Суворин».