Павел Лосев - На берегу великой реки

Занятия начались, как всегда, в половине девятого. В комнате, похожей больше на чулан, чем на класс, было прохладно. Елена Андреевна не раз просила мужа привести в порядок печку в классной, но Алексей Сергеевич и в ус не дул.

Коля сидел за партой в шерстяной курточке, а Андрюша кутался в теплый материнский платок. Они очень походили друг на друга, только у Андрюши волосы русые и глаза голубые, а Коля кареглазый с темно-каштановой шевелюрой.

Сквозь узорчатые, замысловато разрисованные морозом стекла полукруглого окна скупо пробивался голубой утренний свет.

Уроки начались с закона божьего. Как скучно тянулся первый час! Александр Николаевич то и дело позевывал, шагая из угла в угол и пощипывая свою русую бородку.

– Читайте «отче наш», – лениво приказал он Коле. Подняв голову кверху, тот утомительно однообразно, как муха, попавшая в паутину, жужжал:

– Отче наш, иже еси на небеси… хлеб насущный даждь нам днесь…

Затем взгляд учителя упал на Андрюшу.

– «Троицу»! – коротко произнес он.

Поправив платок на плечах, Андрюша поднялся неуверенно стал тянуть, словно опасаясь, что его сейчас накажут:

– Пресвятая троица… очисти грехи наши… прости беззакония наши…

Из всех непонятных и скучных слов в этих молитвах Коле нравились только четыре: «иже еси на небеси». Их можно было произносить скороговоркой несколько раз подряд, можно даже напевать на веселый мотив. Они какие-то складные, быстрые, хотя туманные и загадочные. Александр Николаевич и не пытался разъяснить их смысл, как он это делал на других уроках. Дослушав молитву, а иногда оборвав ученика на середине, учитель брал псалтырь в руки и читал, как дьячок в Аббакумцевской церкви, гнусаво, нараспев:

– Двери отверзи нам, благословенная богородица…

В такие минуты Коле хотелось смеяться.

Захлопнув книгу, Александр Николаевич сразу делался строгим. Обычным своим баском он требовал:

– К следующему уроку прошу знать наизусть «верую» и «милосердие».

Второй час проходил живее. Хотя Коля и не особенно уважал арифметику, но она куда интереснее закона божьего. Но лучше всего он чувствовал себя на уроке родной речи. Александр Николаевич тут прямо-таки преображался. Он уже не ходил из угла s угол, а, прислонившись к стене и полузакрыв глаза, медленно и выразительно диктовал:

– Жестокосердый! Посмотри на детей крестьян, тебе подвластных. Они почти наги…

Ученики старательно писали это на грифельных досках. (Учитель почему-то запрещал пользоваться при диктанте тетрадями. Вот арифметика – другое дело. Записывайте в тетради сколько угодно!)

Александр Николаевич подошел к ученикам и внимательно посмотрел на доски.

– Так! Хорошо! – сказал он Коле.

Но Андрюше не повезло. У него целых три ошибки – пропустил буквы в словах.

– Не торопитесь, молодой человек, – склонясь к ученику, советовал Александр Николаевич, – вдумывайтесь в то, что вы пишете. «Жестокосердый» – значит жестокий сердцем. Понятно? А у вас что? «Жестокосерый». Почему серый? Совершеннейшая бессмыслица!

Андрюша смущен, а учитель быстро-быстро стер с доски все написанное. Мальчики зашушукались.

– Внимание! Прошу внимания! – стукнул карандашом Александр Николаевич. – Сейчас будет трудное предложение. Пишите.

И Александр Николаевич снова стал диктовать, взмахивая после каждого слова рукой, будто обрубая что-то:

Полузакрыв глаза, учитель о чем-то задумался. Затем, затеребив бородку, спросил:

– Готово? Вот и чудесно! Вы, надеюсь, поняли, что это написано стихами?

Ученики молчали. Конечно, они поняли, что это написано стихами. Но они не поняли, о чем здесь говорится – какие бичи, какие железы?

А учитель по очереди берет в руки грифельные доски и с каким-то особенным чувством вполголоса читает написанное вслух. Он с явным сожалением проводит мокрой тряпкой по гладкой, блестящей поверхности досок.

– Спасибо, дети! Написано правильно! Но со знаками препинания у вас не все благополучно. А написано верно. Очень верно!

И голос у Александра Николаевича почему-то дрожит, словно учителю жалко кого-то.

Заложив руки за спину, он опять задумчиво зашагал из угла в угол. Коля, тихонько толкнув брата в бок, шепнул: «Вот какие мы молодцы!» Анд-рюша улыбнулся и показал пальцем на свой лоб: дескать, что там толковать, не пустые головы.

Мальчикам становилось весело. Пользуясь тем, что Александр Николаевич углубился в свои мысли, Коля вытащил из-под парты гусиное перо с ощипанными краями и бросил его вверх. Ловко пущенное, оно полетело к потолку, а оттуда прямо на веснушчатый Андрюшин нос. Зажав ладонью рот, Коля захохотал. Андрюше не больно, но обидно. Так вот же тебе! Перо устремилось обратно, больно кольнув обидчика в ухо.

Углубленный в свои мысли, Александр Николаевич не замечал ничего. Вдруг дверь в классную отворилась. Вошел отец. Он в своей обычной красной фланелевой куртке. Подозрительно глянув из-под густых насупленных бровей на учителя и учеников, негромко кашлянул. Мальчики быстро вскочили со своих мест, вытянув руки по швам.

– Извините, любезнейший Александр Николаевич, – вкрадчиво заговорил отец, потирая ладони, – я всего на одну минутку.

Коля изумился. Отец называл учителя по имени-отчеству. Удивительно! Никогда раньше этого не бывало.

По-хозяйски пододвинув к себе стул, Алексей Сергеевич грузно опустился на него. Стул скрипнул и пошатнулся.

Второго стула в классной нет. Секунду постояв около парты, Александр Николаевич подошел к подоконнику и с независимым видом сел на него. Подоконник низенький, тесный, но это не смущало учителя. Обращаясь к своим ученикам, он обычным своим голосом сказал:

– И вас прошу садиться!

– Еще раз извините великодушно, милейший Александр Николаевич, – мирно рокотал отец, укладывая свои большие волосатые руки на живот. – Явился к вам, как бы сказать, с одним мудреным вопросом. Вы человек просвещенный, образованный, священное писание изучали.

Учитель сидел полусогнувшись, подперев кулаком подбородок. Он никак не мог понять, что означает этот визит, какое неотложное дело привело сейчас отца его учеников сюда?

А Алексей Сергеевич, пожевав губами, с таинственным видом спросил:

– Слыхали о звере-то?

Александр Николаевич удивленно поднял брови:

– О каком звере?

– Не слышали? Ай-ай-ай! – закачал головой Алексей Сергеевич. – Вся губерния только и твердит об этом. Появился, сказывают, в наших краях дикий безбожный зверь. На боку у него антихристово число: 666. И будто видели этого зверя на Шексне, за Рыбной слободой. Как вы думаете, доберется он до Грешнева?

Александр Николаевич снял очки и старательно протер их платком. Коля насторожился: что скажет сейчас учитель? Неужели этот ужасный зверь и в самом деле скоро появится в Грешневе?