Павел Лосев - На берегу великой реки

Петр Васильевич взял мальчика под руку и повел в столовую. Хозяин дома нравился Коле. Он и говорит как-то по-особенному, и угощение у него на славу. Кажется, он никогда еще не ел таких вкусных блюд. Впрочем, чужой хлеб – давно известно! – всегда почему-то лучше своего, домашнего.

На столе появилась свежая, сочная клубника. Прямо глазам не верится. На улице мороз, снег, а тут клубника! Придвинув вазу с ягодами поближе, Катанин уговаривал:

– Угощайтесь, мой юный друг. Это ананасная. Прямо с грядки. Из собственной оранжереи!..

Катанин поднял бокал с искрящимся пенным вином и чокнулся с Алексеем Сергеевичем. Они завели разговор о собаках.

– Нет, что бы ни толковали, а с вашими борзыми никому не потягаться. По всей округе слава о них идет. Охотники не нахвалятся. Ей-богу! – льстиво говорил отец, разглаживая усы.

– Что ж, собаки действительно неплохие, – как-то очень равнодушно согласился Катанин.

– Вы бы мне, достопочтимый Петр Васильевич, парочку-другую щеночков уступили. За оплатой дело не станет. А цена меня не пугает.

– Сделайте удовольствие, – склонил голову Катанин. – Любых выбирайте! И денег я с вас по-соседски не возьму.

– Помилуйте! – отец зажмурился от удовольствия. – Дружба дружбой, а денежки врозь. Я готов рассчитаться хоть сейчас… Вы обидите, отказавшись.

Коля испугался: а чем отец платить будет? Он дорогой обмолвился, что ни копейки с собой не взял, что Катанин непременно даст щенков в долг… А потом, когда же, наконец, он о главном заговорит – об учителе? Ага, вот, кажется, собирается что-то сказать. Но его опередил Катанин:

– Многих ли мужиков, дорогой соседушка, вы изволили на оброк перевести? – спросил он.

Отец беспокойно завозился на стуле:

– На оброк? Гм! Всего двоих. Для пробы. Торговлишкой пробавляются.

– А по моему разумению оброк следовало бы применять смелее, – в раздумье произнес Катанин. – Он значительно легче для крестьян. Какое мнение вы на этот счет имеете?

Алексей Сергеевич нервно кашлянул. Коля чувствовал, что отец сердится. И чего это он? Барщина, оброк – скука какая. Вот если бы он учителя попросил. За этим ведь и ехали.

– Какое мнение? – недовольно переспросил отец. – Да никакого, извините! Не затрудняю себя мыслями о мужике. Со своими делами не успеваешь справиться.

– Но оброк взаимно выгоден, – убеждал Катанин, – и барину, и мужику.

– Может оно и так. Не спорю! Но позвольте еще раз повторить: мне важны только мои интересы… И потом посудите сами: отпустишь мужика в город, а он там разных вольностей нахватается. Перечить вздумает. Так я уж лучше его около себя подержу. Пускай на моих глазах работает.

А Катанин, словно не слушая Алексея Сергеевича, задумчиво устремил глаза в потолок.

– Если бы только все понимали, – с глубокой горечью воскликнул он, – как трудно жить мужику: сеять хлеб, платить подати, выставлять рекрутов, быть вечным рабом! Мне становится смешно, когда иные из нас философствуют: сельская тишина, мир полей, русская природа… Какие бессмысленные, пустые слова!

Коля видит, что отец в смятении. Языком губы облизывает, кряхтит, словно тяжелый мешок на себе тащит. А Петр Васильевич хорошо говорит, будто стихи читает. Вот бы ему с Александром Николаевичем встретиться. Они бы, наверно, сразу друг другу понравились.

Не замечая, как нахмурился старший гость, Катанин с увлечением продолжал:

– Впрочем, барщина ли, оброк ли – одного поля ягода. По моему суждению, самое верное – дать мужику волю, освободить от барской зависимости. Кстати, я уже намереваюсь поступить со своими крестьянами именно так. Пора! Как вы думаете?

Отец в явном смятении. Он молчит, нахохлившись, как филин. Заметив, что гость недоволен, Катанин любезно спросил:

– Не желаете ли пройти на псарню? Выбрать щенков засветло. Пожалуйста!

Он отрыл дверь и негромко приказал кому-то:

– Помогите господину Некрасову… Да, да, любых!

Когда отец, неуклюже поклонившись, ушел, Катанин остановился возле стула, на котором сидел Коля.

– Вы, наверно, все зеваете, – ласково произнес он. – Взрослые всегда такие неинтересные. Болтают что-то непонятное. А вам скучно? Не так ли?

– Нет, что вы. Напротив, – привставая со стула, ответил Коля. – Мне совсем у вас не скучно, мне очень нравится.

– Что же вам, мой юный друг, здесь нравится? – пряча улыбку в густых усах, выпытывал Катанин. – Вероятно, ягоды, клубника? Я, надеюсь, не ошибся?

– У вас много книг, – прошептал Коля.

– Ах вот как! – Катанин с удивлением глянул на своего молодого гостя. – Значит, вы любите книги?

– Нам маменька каждый вечер читает. У нее своя библиотека. И Андрюша тоже любит книги.

– Андрюша – это братец ваш?

– Да. Он меня старше на целый год. Но, представьте, часто болеет, – все больше проникаясь доверием к Катанину, рассказывал Коля. – А мне по ночам книги снятся. Вот один раз чувствую, что скоро проснусь, и давай их под подушку прятать. А проснулся – ничего нет. Такая досада!

Катанину нравился этот любопытный мальчуган. Кажется, не в отца растет.

– Что же вам читает маменька? Каких писателей? – поинтересовался он.

– А всяких! Данте, Шекспира, Вальтера Скотта, Державина, Карамзина, Жуковского…

– Великолепно, превосходно! – восклицал Катанин. – А разве Пушкина вы не читали?

– Как же, как же, – заторопился Коля и вздохнул: – У нас только одна книжка. Должно быть, Пушкин мало пишет.

Петр Васильевич громко рассмеялся:

– В этом его упрекнуть никак нельзя. Пишет завидно много. Но печатают мало. Вот в чем секрет.

Обняв гостя за плечи, он потянул его за собой в соседнюю комнату, где Коля видел огромный, со стеклянными дверцами книжный шкаф. Катанин подошел к нему, открыл дверцы, и перед Колей предстало великое множество разных книг в кожаных переплетах с золотым тиснением.

Это вам на память о нашем добром знакомстве, – подал Катанин книгу в зеленой обложке. И, как о чем-то самом обыкновенном и простом, сказал: – Автор сей книги, Александр Сергеевич Пушкин, – мой старый, добрый друг. Мы частенько встречались с ним. В Петербурге. Перед моим отъездом в деревню он преподнес мне два экземпляра своей новой книги. И хотя есть такое правило – не дарить дареное, я делаю для вас исключение. Надеюсь, Александр Сергеевич не посетует на меня, что я нашел ему на Волге такого славного читателя.

Потом он лукаво прищурил глаза:

– А сами вы, позвольте узнать, не пишете стихов?

– Что вы, что вы, – смутился Коля, но, подумав, признался: – Я к маменькиным именинам хочу написать. Боюсь, ничего не получится.

– Почему же? Попробуйте, мой юный друг, – тепло улыбнулся Катанин. – Попытка – не пытка. Кстати, когда будут именины вашей матушки?

Коля назвал число, а Катанин, достав из кармана записную книжку, что-то записал в ней.