Натан Гимельфарб - Записки опального директора

Синицын принял меня довольно тепло. Мы пообедали с ним в директорской комнате столовой и он показал мне моё временное жильё. Для этого были освобождены две большие комнаты с отдельным входом, рядом с клубом, где раньше размещался профсоюзный комитет и библиотека. Здесь недавно произвели ремонт, что чувствовалось по запаху свежей краски. При мне Синицын отдал распоряжение завхозу о завозе всего необходимого для временного проживания.

Затем мы совершили обход производственных и вспомогательных цехов, на что нам понадобилось несколько часов. Николай Александрович подробно останавливался на имеющихся трудностях и проблемах в производственной деятельности и строительстве.

Узким местом в производстве был холодильник, а в строительстве - отсутствие проектной документации по ряду важных объектов. Директор также жаловался на недостаток дипломированных специалистов, из-за чего, по его мнению, слабо внедряется новая техника и передовая технология.

До позднего вечера сидели мы в его кабинете, обсуждая насущные задачи большого предприятия. Он выразил надежду на дружную совместную работу и взаимопонимание, но предупредил, что придерживается принципа единоначалия и требует от всех беспрекословного выполнения своих указаний и распоряжений.

Синицын подтведил своё обещание предоставить моей семье ведомственную квартиру весной следующего года. Он исключил возможность работы жены на комбинате, но обещал свою помощь в её устройстве на одно из предприятий молочной промышленности.

Обговорив все вопросы, Николай Александрович пригласил меня в директорскую машину, которую сам водил, и доставил в гостиницу.

Завтра он должен был представить меня секретарям горкома и обкома партии.

Несмотря на предварительные согласования моего назначения с партийными органами города и области, со мной там знакомились совсем не формально. После тщательного изучения моей биографии и послужного списка в промышленном отделе горкома, я был представлен первому секретарю Малафееву. Выяснялись неясные для него пункты анкеты, проверялась моя политическая и экономическая грамотность, давались конкретные советы по работе и, наконец, были высказаны некоторые пожелания.

Беседа в обкоме партии была менее продолжительной и касалась больше имеющихся претензий к работе комбината и требований к устранению недостатков. В основном это были жалобы управления сельского хозяйства, торгующих организаций и правоохранительных органов.

Синицын был немногословен в обещаниях, но заверил, что теперь, когда на комбинате будет грамотный и опытный главный инженер, он сможет больше уделять внимания этим, чисто директорским вопросам, и постарается исправить положение.

В тот же день директор провёл расширенное производственное совещание с участием руководителей партийной, профсоюзной и комсомольской организаций, где представил меня, как своего первого заместителя и главного инженера, Он дал мне весьма лестную характеристику и велел по всем производственным вопросам обращаться только ко мне. Исполнявшему обязанности главного инженера Григорию Давыдовичу Тарнопольскому было предложено вернуться к исполнению своих прежних обязанностей главного механика.

После совещания Николай Александрович пригласил меня к себе домой, чтобы познакомить с женой и вместе поужинать. Жил он в недавно построенном многоквартирном доме горисполкома, предназначенном для номенклатурных работников областных и городских партийных и советских органов, в самом центре города, недалеко от облдрамтеатра. Такие престижные дома строились тогда во всех областных центрах и квартиры в них распределялись, как правило, секретарями обкома партии без учёта очередности и действовавших положений о предоставлении жилплощади. Получение квартиры в таком доме говорило о привилегированном положение работника в городе и области.

Всё в этом доме было необычно. Внешнее благоустройство и отделка фасадов, лоджии, облицованные глазурованной плиткой, бесшумные лифты и мусоропровод, улучшенная планировка квартир со всеми удобствами.

Жена Синицына, Мария Семёновна, была значительно моложе мужа, Ей было немногим больше тридцати, и выглядела она довольно привлекательно. Она закончила Одесский институт иностранных языков и работала преподавателем английского в педагогическом институте.

Пока супруга накрывала на стол, Николай Александрович показал мне квартиру, которая отличалась чистотой и достатком. Просторная гостиная и довольно большая спальня были обставлены современными гарнитурами дефицитной тогда импортной мебели, свеженатёртые паркетные полы были покрыты богатыми коврами и ковровыми дорожками. Гостиная освещалась дорогой хрустальной люстрой и такими же бра, смонтированными на стенах.

На ужин были поданы деликатесные рыбные, мясные закуски, твёрдые высокосортные сыры, французский коньяк и советское шампанское.

За ужином Мария Семёновна жаловалась на отсутствие внимания со стороны мужа, который с раннего утра и до поздней ночи занят только работой, и не уделяет абсолютно никакого внимания семье и дому. По её словам, для него не существуют выходные и праздничные дни, и даже во время своего отпуска он ежедневно ходит на междугороднюю телефонную станцию, чтобы позвонить на комбинат.

Николай Александрович поднял тост за дружбу и согласие в работе, осушил рюмку до дна, с аппетитом закусил и попросил кофе. Мы пили густой чёрный кофе с вкусным “киевским” тортом и говорили о работе. За разговором не заметили как подкатила полночь.

Когда Синицын взялся отвезти меня домой, я стал отказываться, мотивируя тем, что мы выпили и можем нарваться на неприятности от ГАИ. В такой поздний час госавтоинспектор может остановить машину и проверить водителя на трезвость. Николай Александрович пренебрежительно махнул рукой и произнёс:

-От этого мы застрахованы. У меня обкомовские номера и милиция мне только честь отдаёт.

В верности его слов я убедился, когда инспектор остановил нашу машину при выезде с площади Ленина. Синицын умышленно проехал мимо постового, остановился метрах в десяти от него, дав ему возможность обратить внимание на номерные знаки. Наверное, маневр был давно отработан и Николай Александрович не сомневался в его эффективности. И действительно, когда инспектор поравнялся с кабиной автомобиля, он взял под козырёк и произнёс:

-Прошу прощения, товарищ водитель, счастливого пути!

Когда машина тронулась, Синицын, улыбаясь, обратился ко мне:

-Теперь понятно какие у нас порядки? Вот так-то!

Подъезжая к Привокзальной площади, где была моя гостиница, Николай Александрович спросил, понравилось ли мне у него дома, и, не дожидаясь ответа, многозначительно произнёс: