Натан Гимельфарб - Записки опального директора

Вечером того же дня Александр Архипович по большому секрету рассказал мне о том, что, кроме просьбы обкома, был звонок Машерову Председателя Комитета Народного контроля Лагира. Этот ярый антисемит давно искал удобный случай со мной разделаться и не мог допустить, чтобы я безнаказанно ускользнул от расправы.

Можно было, конечно, не приступать к прежней работе. Я был освобождён на законном основании и мог искать себе другую работу, но карающий меч партии нашёл бы меня в любом месте. Могли сфабриковать уголовное дело по мясокомбинату и запросто лишить свободы на неопределённый срок. В моём положении неповиновение было недопустимо. Никакие законы тогда не действовали. Основным законом было указание ЦК.

Без всяких на то оснований был освобождён от работы Сорокин, который тоже не посмел никому пожаловаться.

Министерство не нашло тогда другой подходящей кандидатуры на должность генерального директора объединения технического прогресса и отказалось от идеи его образования.

Мне в очередной раз дали понять, что я “лицо еврейской национальности”. Это я запомнил на всю оставшуюся жизнь и навсегда оставил мысль о дальнейшем продвижении по службе и, тем более, о переезде в столицу.

Моя сестра Полечка все эти годы жила в Ейске. Володя преподавал в Высшем военном училище лётчиков и его, как это было принято в армии, периодически повышали в должности и воинском звании. Правда, двигался он по служебной лестнице намного медленнее, чем его коллеги, закончившие вместе с ним училище. Они уже за это время до полковников дослужились, диссертации защитили, и в столичных академиях преподавали или служили где-нибудь за рубежом. Володе же мешали полуеврейское происхождение (по матери) и жена с девичьей фамилией Гимельфарб. Не раз приходилось им в этом убеждаться, когда ему в срок очередное звание не присваивали, отказывали в назначении на престижную должность или зарубежную командировку отменяли.

Он усердно трудился, служил образцом дисциплинированности и прилежности, и всё же дослужился до звания подполковника, что позволило им безбедно жить. Этому в большой мере способствовали заработки Полечки, которая освоила работу на вычислительной технике и проявила в этом деле определённые способности. Если к этому учесть её редкое трудолюбие и безотказность в выполнении любого задания, не считаясь со временем, станет ясно, как её, без общего среднего и специального образования, не только держали на бухгалтерской работе, но даже повышали в должности. Её трудовая книжка содержала многочисленные записи о систематических поощрениях: благодарности, Почётные грамоты, ценные подарки, премии.

Более десяти лет скитались они в Ейске по частным квартирам, расходуя половину своей зарплаты на квартплату, пока им все же выделили небольшую и неудобную квартиру в военном городке возле училища. Оттуда Полечка в переполненных автобусах добиралась на работу, а дети - в школу.

Понадобилось ещё около десятка лет пока им, наконец. дали небольшую двухкомнатную квартиру на верхнем этаже нового дома в центре, куда редко поступала вода из водопровода, и её приходилось таскать вёдрами с первых этажей. Это не мешало им считать свою новую квартиру роскошной.

Дети хорошо учились и, когда Валерочка закончил среднюю школу, он остановил свой выбор на Московском университете. Там, как всегда, был огромный конкурс и евреям дорога была закрыта, но у Валеры была русская фамилия, а в паспорте, как и у отца, в графе национальность значилось: русский. У него были отличные отметки в аттестате, он успешно выдержал конкурсные экзамены и был принят студентом экономического факультета самого престижного ВУЗа страны. Ему предоставили место в прекрасном общежитии в высотном здании на Ленинских горах и он, не без основания, гордился высоким званием студента МГУ (не то, что какой-то провинциальный машиностроительный институт, где тогда учились наши мальчики).

Однако недолго пришлось ему носить такое звание. Со второго курса его отчислили из университета, якобы за плохую посещаемость, и предложили освободить место в общежитии.

Не знаю, как чувствовал себя при этом Валера, но Полечка была в полном отчаянии. Мне казалось, что такого удара она не выдержит и, хоть я редко когда обращался в высокие инстанции с личными просьбами и для меня это всегда было непосильной задачей, мне пришлось выехать в Москву, чтобы спасти не столько Валерочку, сколько Полечку. Было твёрдое намерение пройти все инстанции, использовать все возможные пути для восстановления своего племянника в звании студента МГУ.

Из объяснения Валеры я понял, что основания для отчисления были не очень вескими. Он действительно пропустил какое-то количество лекций и не сдал в срок пару зачётов. Подобные проступки имели и другие студенты, но по отношению к ним ограничились только предупреждением. Причиной пропуска занятий и отставания в учёбе послужила общественная работа. Валера стал активным участником художественной самодеятельности, увлёкся гитарой и песнями, и на какое-то время забыл, что важнее в университете учёба. Он был не один в агитбригаде студентов, выступавшей с концертами в ущерб учёбе, а отчислили его одного. То ли раскопали его еврейское происхождение, чему во многом помогла мама, навещавшая его нередко в общежитии, то ли врождённые гордость и упрямство помешали ему как следует извиниться за содеянное, но результат оказался для него плачевным.

Не знаю, чем я тогда покорил декана, и что послужило причиной его расположения ко мне, но одной, правда, продолжительной беседы с ним оказалось достаточно, чтобы убедить его в необходимости изменить принятое решение. Скажу только, что взятку я ему не давал и не предлагал. На это у меня не хватило бы мужества и совести даже в таком экстремальном случае. Помню, что в конце нашей встречи декан сказал, что делает он это не ради Валеры, а ради меня, и что второго раза в подобном случае не будет.

Я тогда строго предупредил Валеру и, нужно отдать ему должное, он серьёзно взялся за учёбу, закончил МГУ, успешно защитил диссертацию и даже получил работу в университете.

Как я уже упоминал, у Володи было хобби - рыбалка. Он отдавал ей почти всё своё свободное время и получал от этого много удовольствия. Иногда ему сопутствовал успех и в доме была рыба собственного улова.

Другим его увлечением были стихи и в этом он преуспел больше, чем в рыбной ловле. Его сочинения печатались в газетах и журналах, на них писалась музыка, и песни на слова Владимира Елизарова нередко звучали по радио. Особенно успешным и плодотворным было его творческое содружество с народным артистом СССР, композитором Григорием Фёдоровичем Пономаренко. Вместе они сочинили много задушевных лирических песен. Особенно популярными в городе и крае были “Ейский вальс” и “Гимн Ейского лётного училища”, который постоянно исполнялся курсантами на всех праздниках, торжественных построениях и парадах.