Анри Труайя - Александр Дюма

На удивление покладистая Эмилия поехала за благодетелем во Францию. Сначала они остановились в Марселе, где Александр продал себе в убыток «Монте-Кристо» и оплатил покупку «Эммы», которая обошлась ему в одиннадцать тысяч франков. И решил, что в конечном счете выиграл от этой замены: «Эмма», построенная из клена и красного дерева, была отличной шхуной водоизмещением в семьдесят восемь тонн. В капитаны Дюма выбрал на этот раз истинного француза по фамилии Богран, крепкого бретонца с открытым лицом и внушительной фигурой. Пока морской архитектор трудился, стараясь добиться того, чтобы «Эмма» сделалась столь же комфортабельной, сколь и красивой, Александр ненадолго съездил в Париж, уладил кое-какие любовные и денежные дела и подготовил распоряжения для сына «на случай, если произойдет несчастье». Этот документ был подписан 27 апреля 1860 года у нотариуса мэтра Шарпийона в Сен-Бри (департамент Ионны).

Обеспечив таким образом будущее своих близких, Дюма, по-прежнему в сопровождении Эмилии, вернулся в Марсель и поселился в гостинице «Лувр». Местные жители встретили его восторженно, мэр ублажил хвалебной речью, и в каютах «Эммы» росла груда подарков от незнакомых людей. Несмотря на поднятый вокруг его особы и весьма радостный для него шум, Александру не терпелось выйти в открытое море. Наконец последний рабочий покинул судно. Как только позволит погода, можно поднять паруса. Перед тем как проститься с Францией, Александр отказался не только от своей яхты «Монте-Кристо», но и от носившей то же имя газеты, которой совсем еще недавно так гордился. Последний номер, от 10 мая, вышел с обращением редактора к читателям, напечатанным большими буквами: «Поскольку господин Александр Дюма не дал нам текстов для того, чтобы заполнить до конца этот номер „Монте-Кристо“, редакция вынуждена разослать подписчикам газету с несколькими чистыми страницами».

Накануне того дня, когда появилось объявление, сбежавший автор поднялся на борт «Эммы» вместе с несколькими пассажирами, среди которых были молодой художник Эдуард Локруа, фотограф Легре, доктор Обанель, Поль Парфе – сын милого Ноэля, который так хорошо вел финансовые дела Дюма, и странный подросток с женственными повадками, одетый в форму курсанта военно-морского училища, сшитую из лилового бархата и отделанную синими с золотом аксельбантами. Разумеется, это была все та же, только переодетая мальчиком, прелестная Эмилия Кордье, которую все здесь галантно и слегка насмешливо величали адмиралом.

Начало плавания было несколько испорчено морской болезнью. Дюма уверял, будто спасается от этого недомогания хорошей порцией буйабесса. На пятый день «Эмма» бросила якорь в Ницце, городе, который месяц назад радостно проголосовал за свое присоединение к Франции. Банкет, устроенный Альфонсом Карром, лишний раз подтвердил убеждение Дюма в том, что у него по всему свету есть друзья. Тем не менее, как ни хотелось Александру сделать приятное незнакомцам, наперебой произносившим тосты и речи, он стремился скорее их покинуть, чтобы присоединиться в Италии к отважному Гарибальди, чьи сподвижники – «красные рубашки» – только что заняли Палермо.

Шестнадцатого мая Дюма сошел на берег в Генуе, рассчитывая пробыть там дней десять-двенадцать, с тем чтобы переписать начисто мемуары Гарибальди и составить себе ясное представление о политической ситуации в стране. Что за путаница происходит в этой Италии! Только истинно латинский ум способен в ней разобраться… В Турине свой король, Виктор-Эммануил II, в Неаполе – свой, другой совсем, Франциск II, в Риме всем заправляет папа, на границах – недремлющие австрийцы, и ко всему этому – Наполеон III, который направо и налево торгует своей поддержкой… Для Александра, как и для Гарибальди, главным врагом был король Неаполя Франциск II, препятствовавший объединению всех провинций под властью единого скипетра и единой конституции. «Получилось, что я лично вступил в войну против неаполитанского короля, – пишет он Эмме Маннури-Лакур. – В остальном тебе беспокоиться не о чем, судна лучше „Эммы“ не найдешь. Оно прочное, и у него великолепный ход. […] Ты со мной, дорогое мое дитя, и в мои веселые минуты, и в грустные, потому что ты неизменно присутствуешь в моих мыслях. И ни одного часа я не могу прожить без того, чтобы мое сердце и мой ум не обращались к тебе». Эмма издала второй сборник стихотворений, «Асфодели», и Дюма настаивал на том, чтобы Сен-Феликс, Альфонс Карр и Дешанель посвятили хвалебные статьи последним стихам той, которая, по его мнению, вот-вот может навеки закрыть глаза. С одной стороны – «Асфодели» и слезы Эммы, с другой – грохочущие на Сицилии пушки. Колебаний быть не могло. Долг чести превыше любовного милосердия.

Тридцать первого мая, несмотря на шторм, Александр отдал приказ сниматься с якоря. Простояв два дня в бухте на севере Сардинии, куда пришлось все-таки зайти из-за непогоды, «Эмма» взяла курс на Сицилию. Море успокоилось, но качка все еще оставалась ощутимой. На рассвете 10 июня судно приблизилось к Палермо: над городом реяло красное знамя, правда, над фортом по-прежнему развевался неаполитанский флаг. Ну что ж, значит, Гарибальди взял город, а последние очаги сопротивления долго не продержатся! Александр бросился на берег. Со всех сторон он видел остатки баррикад, наполовину обугленные фасады… Тут уносили с поля битвы раненых, там добровольцы в красных рубашках выкрикивали что-то радостное, размахивая ружьями… Вдыхая запах пыли и пороха, он чувствовал себя помолодевшим, ему казалось, будто он вознагражден за все труды.

У входа в собор его встретил торжествующий Гарибальди в шляпе набекрень, в промокшей от пота и прилипшей к телу красной рубахе. Вождь революции распахнул объятия навстречу Александру: «Милый Дюма, как мне вас недоставало!» И пригласил разделить с ним завтрак, состоявший из «куска жареной телятины и кислой капусты». Малышку Эмилию, такую грациозную в своем мундирчике морского офицера, тоже пригласили к этому скудному застолью. Один из сотрапезников Гарибальди и его верный спутник, Джузеппе Банди, позже напишет, припомнив эту сцену:

«Возвращаясь во дворец Преторио, мы перебирались через баррикаду, как вдруг увидели шедшего нам навстречу очень красивого человека, который по-французски приветствовал генерала [Гарибальди]. Этот здоровяк был одет во все белое, голову его покрывала большая соломенная шляпа, украшенная тремя перьями – синим, белым и красным.

– Угадай, кто это? – спросил меня Гарибальди.

– Кто бы это мог быть? – ответил я. – Луи Блан? Ледрю Ролен?

– Черта с два! – смеясь, возразил генерал. – Это Александр Дюма.

– Как? Автор „Графа Монте-Кристо“ и „Трех мушкетеров“?