Анри Труайя - Екатерина Великая

«Прошу Ваше величество наверняка доверять мне и будьте добры снять постовых с другой, комната, потому что комната где я есть такой маленький, что я еле двигаюсь и поскольку она знает что я всегда хожу по комнате от этого опухнут ноги. Еще прошу не приказать офицерам сидеть в моей комната: когда нужда это невозможно. Еще прошу Ваше величество не третировать меня как ужасный злодей, я никогда ее не обижать. Напоминаю о себе ваша Великодушие прошу срочно отпустить меня с указанной персоной (Елизавета Воронцова) в Германия. Бог обязательно отплатить а я ваш покорный слуга, Петр. P.S. Ваше величество может мне доверять что я не подумаю и не сделаю ничего противнее или против ее правление».

И еще: «Ваше величество, если не хотите сделать умирать человека уже довольно несчастного пожалейте меня и дайте мне единственное утешение которая есть Елизавета Романовна (Елизавета Воронцова). Тем вы сделаете один очень большой благодеяние вашего правления. А также если Ваше величество хочет видеть меня одно мгновение я буду наверху моего блаженство».

Екатерина никакого ответа не дает. Но когда ей сказали, что Петр болен, она направляет к нему в Ропщу врача. Ему лучше. А она уж и не знает – радоваться этому или сожалеть. Пока он жив, ей всегда будет угрожать переворот недовольных офицеров или вечных интриганов – придворных. Даже свергнутый и заключенный, он представляет собой постоянную угрозу для трона. В конце концов это он – внук Петра Великого. А не она. Ей надо срочно укрепить свое положение во главе страны. 6 июля она издает второй манифест, в котором объявляется о ее восшествии на престол и об отречении Петра III. В этом документе, зачитанном перед Сенатом, она заявляет, что намерена заслужить любовь своего народа, «для которого признаваем себя быть возведенными на престол».

В тот же вечер ей принесли во дворец послание от Алексея Орлова. Она с трудом разбирает карандашом написанные каракули на куске смятой бумаги: «Матушка заступница наша императрица! Как объяснить, как рассказать, что случилось? Не поверишь слуге твоему верному, но, как перед Богом, говорю тебе правду. Матушка, готов умереть, но и сам не знаю, как это несчастье приключилось. Если не простишь, мы пропали. Матушка, он скончался. Никто из нас этого не хотел, да как бы мы осмелились поднять руку на императора? И вот, Ваше величество, горе случилось. Он начал спорить с князем Федором (Барятинским) за обедом, и не успели мы их разнять, как он помер! Не помню даже, что мы сделали, но все мы как один виноваты и заслужили смертный приговор. Пожалей меня, хотя бы из любви к брату моему! Я покаялся, и теперь ничего не скажешь. Прости или прикажи поскорее нас прикончить. Белый свет мне не мил. Мы тебя прогневали и прокляты будем навеки». [62]

Екатерина потрясена. Явно это было убийство, совершенное ее друзьями в ее же интересах. Теперь она свободна от жалкого Петра. Но репутация ее запятнана навсегда. Может быть, лучше было бы жить в страхе перед заговором, чем нести на себе общее осуждение? Разве не абсурдно приносить славу и будущее в жертву ближайшим политическим соображениям? Медвежья услуга! Как сообщают близкие люди и очевидцы, Екатерина падает в обморок, придя в себя, плачет и вздыхает: «Слава моя погублена! Потомки мне никогда не простят этого преступления, которого я не совершала». [63]И далее: «Невыразимый ужас охватил меня от этой смерти! Этот удар меня доконает». Княгиня Дашкова, услышав эти слова, отвечает: «Государыня, эта смерть слишком внезапна для вашей и для моей славы». [64]Но другие свидетели уверяют, что в тот вечер Ее величество явилась при дворе в состоянии полного спокойствия. Эти наблюдения дополняют друг друга. Екатерина всегда умела в решающий момент владеть собой. Каким бы ни было внутреннее смятение, она не желает выставлять его перед толпой дипломатов и придворных. Смерть эта для нее – желанная, хотя ею и не спровоцированная, ее устраивающая и вместе с тем досадная, эта смерть – дело не личное, а государственное. А государственные дела решаются с холодной головой и в узком кругу близких людей. Так и будет. Угрызений совести у Екатерины не будет. Будут беспокойства. Гнев на виновных смешивается с симпатией и даже нежностью. Они хотели сделать добро, и сама их неумелость – гарантия доброй воли. На следующий день, 7 июля, она публикует третий манифест, где говорится: «В седьмой день после принятия нашего престола всероссийского получили мы известие, что бывший император Петр III обыкновенным, прежде часто случавшимся ему припадком геморроидическим впал в прежестокую колику. Чего ради, не презирая долгу нашего христианского и заповеди святой, которою мы одолжены к соблюдению жизни ближнего своего, тотчас повелели отправить к нему все, что потребно было к предупреждению следства из того приключения, опасных в здравии его и к скорому вспоможению врачеванием. Но, к крайнему нашему прискорбию и смущению сердца, вчерашнего дня получили мы другое, что он волею всевышнего Бога скончался. Чего ради мы повелели тело его привезти в монастырь Невский для погребения в том же монастыре, а между тем всех верноподданных возбуждаем и увещеваем нашим императорским и матерним словом, дабы без злопамятства всего прошедшего с телом его последнее учинили прощание и о спасении души его усердные к Богу приносили молитвы. Сие же бы нечаянное в смерти его Божие определение принимали за промысл его божественный, который он судьбами своими неисповедимыми нам, престолу нашему и всему отечеству строит путем, его только святой воле известным».

Весть об этой смерти и ее официальное объяснение не вызывают в обществе никакой реакции. Люди радуются новому правлению и вовсе не настроены предаваться предположениям, оскорбительным для матушки царицы. Придворные делают вид, что верят в неправдоподобное. Но на самом деле для приближенных императрицы факт убийства не вызывает сомнения. Некоторые полагают, что она приказала совершить это, большинство же считают ее косвенно ответственной. Хотела она этого или нет, но она заинтересована в преступлении. На руках ее кровь. Как пишет Рюльер: «Точно не известно, какое участие принимала императрица в этом событии». А вот мнение рыцаря Корберона: «Не вызывает сомнения, что, кроме Орловых, никто в убийстве участия не принимал». Беранже писал: «Какая картина для народа и какое хладнокровие надо иметь! С одной стороны, внук Петра I свергнут и убит, с другой – внук царя Ивана закован в кандалы, а принцесса Анхальтская захватывает корону их предков, и перед восхождением ее на трон совершается цареубийство… Я не думаю, что принцесса эта (Екатерина) кровожадна и замешана в убийстве царя… Но императрица не сможет отделаться от подозрений и позора». [65]Вернувшийся наконец в Санкт-Петербург барон де Бретель пишет: «Я давно знаю, а по возвращении получил подтверждения, что ее (Екатерины) правило: быть твердой в своих решениях, лучше плохо сделать, чем переменить мнение, а главное, нерешительность – удел глупцов».