Сати Спивакова - Не всё

— Что ты орешь, дура! Мы победили, Сачок, вставай!

Он иногда называет меня Сачок, потому что, когда мы только начали встречаться, я как-то раз прогуляла в институте пару лекций, чего обычно не делала.

Ноги у меня были совершенно ватные, каблук сломан. Спиваков шел в азарте:

— Они разбежались! Я его избил! Я выбил ему зуб!

Мы появились на пороге шикарного отеля «Рафаэль»; открыл изумленный швейцар: Володя в разорванном плаще, с расцарапанным виском, окровавленными руками.

— Месье Спиваков, что случилось?

— На нас напали.

— Давайте вызовем полицию.

— К черту полицию. Что я буду им доказывать!

Мы пошли в номер. Володя стал умываться.

— У тебя кровь, — говорю я ему.

— Это не моя, это негритянская кровь, — отвечает.

Средний палец у него распух от удара. Володя умылся, переоделся в белую маечку, спокойненько улегся в огромную кровать, взяв, как он любит перед сном, кусочек яблочка, и открыл как ни в чем не бывало газету. А я стала курить одну сигарету за другой, не могла остановиться. Он посмотрел:

— Ты знаешь, во сколько нам вставать?

А я представляла себе, что полчаса назад его могли убить. Троих сразу, одним ударом!

— Вова, я тобой горжусь! — это было мною сказано очень искренне.

— Я же специально это все организовал, неужели ты не поняла, что это подставные люди, что Слава знал, когда мы туда придем? — дразнил меня Спиваков.

Кстати, надо было позвонить Ростроповичу.

— Да-да, алло, — отвечает низким голосом Галина Павловна.

— Слава нормально дошел?

— Всё в порядке.

— А вот нас чуть не убили.

Ее голос сразу взлетает на колоратуру. Слава хватает трубку и со свойственным ему чувством юмора резюмирует:

— А, Сатишка, так это ты орала? А я решил, какие-то французские проститутки беснуются.

Наутро, когда мы улетали в Москву, Володя с трудом дышал. Из аэропорта мы поехали в Институт Склифософского. Оказалось, что у него сломано два ребра. Володя еще месяц ходил в корсете.

С Юрием Хатуевичем Темиркановым отношения всегда складывались очень странно. Для меня это — старая рана, которая зажила, но иногда дает о себе знать. Быть без вины виноватыми перед людьми, с которыми, казалось, контакт и взаимопонимание были полными, обидно. Так случилось с Темиркановым.

Володя дружил с ним давно, много лет они играли вместе. Записали концерт Чайковского, концерт Брамса, двойной концерт Брамса и концерт Прокофьева одну из лучших Володиных записей и вообще одно из лучших исполнений этого произведения.

Темирканов — человек необыкновенно яркий, артистичный. С ним всегда приятно находиться в компании, общаться, наблюдать за ним. Дирижер он фантастический. У Темирканова чувственная манера, от него исходит нервный заряд. Под влияние, под магию этого человека попадают все — оркестр, солист, публика.

Как часто бывает в жизни многих больших артистов, на каждого крупного художника, как правило, приходится своя «инномабиле». У Юрия Хатуевича, к сожалению, тоже существует такая «инномабиле», которая полностью подчиняет его волю и разум.

Однажды произошел странный инцидент, который, к счастью, был замят. Но тогда еще была жива покойная супруга Темирканова Ирина. Она очень любила Володю, отношения были невероятно теплыми еще с самой юности. Когда оркестр «Виртуозы Москвы» жил в Испании, должен был состояться концерт в Питере. И вдруг нам сообщили, что Юрий Хатуевич выступил по радио и объявил, что своей волей художественного руководителя Ленинградской филармонии он отменяет концерт «Виртуозов Москвы», потому что «Спиваков со своими музыкантами, гуляя по Мадридам и Парижам, несколько оторвался от нашей действительности и забыл, сколько получают музыканты в России». Для точности надо сказать, что Спиваков в России за концерты либо ничего не получает, либо его гонорар составляет сумму, в несколько раз меньшую, чем на Западе. Но, как говорил Шаляпин, бесплатно только птицы поют, нет ничего зазорного в том, что артист за свои выступления получает деньги.

Когда Володя услышал об этом заявлении, то пораженный несправедливостью обвинения, решил: «Хорошо, я не поеду». Начались перезвоны. Звонила Ирина, говорила, что Юрия захлестнуло, он не то хотел сказать, его спровоцировали. Пришла телеграмма: «Прошу сделать все возможное, чтобы концерт состоялся. С ув. Темирканов». Но Володя не поехал, и года два они не общались.

В 1997 году в Риме планировалось выступление Темирканова, солистом пригласили Спивакова. Желание творческого общения у них, несмотря ни на что, сохранилось. Мы приехали, все происходило замечательно: они вместе ужинали, обедали, сыграли несколько концертов. В результате Спиваков пригласил Темирканова на фестиваль в Кольмар. Вскоре умерла его жена Ирина. Пока фестиваль готовился от «инномабиле» поступали противоречивые сведения: то Темирканов не хочет выступать с тем оркестром, который ему предлагался, то он нездоров, то она не знает о его планах. Офис Кольмара забрасывал их факсами. Наступила осень. Подошла пора печатать программы фестиваля, а ответа от Юрия Хатуевича не было. В конце концов «инномабиле» сообщила по телефону, что Темирканов вообще не расположен выступать будущим летом в Кольмаре, он нездоров, отменил все концерты. Тогда мы пригласили другого дирижера.

Случайно мы встретились в Мадриде весной, жили в одной гостинице. Володя совсем недавно получил Страдивари, сразу пригласил Темирканова в номер, стал показывать возможности скрипки. Юрий Хатуевич охал, восторгался звучанием. Сели пить кофе.

— Ну, когда же вас можно будет затащить к нам на фестиваль, почему же вы всё не едете? — спросила я.

— Как, я же приеду через два месяца, — ответил он.

Для тех, кто вращается в музыкальном мире, очевидно, что за два месяца до начала фестиваля невозможно внести изменения в программу, напечатать новые афиши. «Инномабиле» в тот момент улыбалась улыбкой, средней между улыбкой Джоконды и анаконды. Володя начал убеждать Темирканова, что тот перепутал — он всегда желанный гость на фестивале, но сам же и отказался от участия. Все — в изумлении. И тут вступила эта дама:

— Юрий Хатуевич не отказывался. Разве он говорил вам лично, что не хочет выступать с тем оркестром? Разве у вас есть его письменный отказ? И учтите, пока нет официального факса с отказом — пока это не зафиксировано на бумаге, ничего не решено.

Меня это научило на всю жизнь: в деловых отношениях — даже с близкими людьми — всегда нужны официальные документы. И ещё — я поняла: не зря в мировой литературе существуют персонажи, подобные Яго. Действительно есть люди, которые сильно и негативно воздействуют на других. В сухом остатке получается зло.