Сати Спивакова - Не всё

Хоть меня эти пассажи и резанули, больше к этой теме я не возвращалась.

Вскоре после смерти Шнитке в 1998 году я получила в Париже очередные бумаги от Издательства Сикорского, где издано несколько Володиных переложений. Они очень скрупулезно, по-немецки, годами перечисляют скромные авторские гонорары на счет. Что меня вдруг дернуло? Зная, что они издатели музыки Альфреда Шнитке, я позвонила директору Издательства Сикорского и спросила, существует ли какое-нибудь произведение этого композитора, посвященное Спивакову или «Виртуозам Москвы»?

— Конечно, существует посвященное Владимиру Спивакову, изданное в 1994 году, произведение для скрипки, тромбона, тенора, ударных инструментов и камерного оркестра. Оно есть в нашем каталоге, называется «Пять фрагментов по картинам Иеронима Босха». Мы только удивлялись, почему ваш муж никогда его не исполнял.

— Дело в том, что мой муж не знал о существовании этого произведения.

Директор издательства немедленно прислал нам запись исполнения с того английского фестиваля и ноты. Когда в Париж вернулся Володя, он увидел пакет на столе. В ответ на его вопросительный взгляд я сказала:

— Это тебе привет с того света — от Альфреда.

Он открыл партитуру, изданную Сикорским, на которой черным по белому было написано: «Владимиру Спивакову».

Произведение — совершенно удивительное. Для меня — шок, потрясение. Не концерт, не соната. Скрипка в нем — ведущий голос, а тенор — как музыкальный инструмент, которому отдана функция слова. Шнитке использовал стихи Эсхила и Райзнера. Во втором фрагменте тенор поет о том, что лягушка рождается весной, а умирает зимой и век ее короток, живет она в болоте. А человек приходит на эту землю, и когда он уходит, то воспаряет к Богу. Сам триптих Иеронима Босха называется «Сад наслаждений» — там совершеннейшее смешение: рай, ад. Я бы многое отдала, чтобы понять, что побудило композитора обратиться к этим источникам и написать такое произведение. И почему именно его Шнитке посвятил Спивакову? Почему мы не знали о нем четыре года? Володя считает — между звонком Шнитке после его исполнения сонаты тогда в Германии и этим посвящением есть прямая связь. Иногда музыканты могут понять друг друга без слов, без объяснений. И даже подавать друг другу знаки из разных, несоприкасающихся миров.

Я давно хотела написать о Башмете. Точнее, написать Башмету. Часто после очередной обиды — а их было немало, после очередной сплетни, раздутой до неимоверных масштабов, я хваталась за карандаш, чтобы выплеснуть все, что душило, не давало покоя, накатывало, как волна.

Взаимоотношения Спивакова и Башмета давно превратились в музыкальном мире Москвы в некий фельетон с бесконечным продолжением, их конфликт был на протяжении более десяти лет предметом нездорового любопытства и всяческих спекуляций.

Тень этого конфликта следовала за нами повсюду, став неким обязательным атрибутом. И только очень узкому кругу людей было известно, как тяжело оба переживают эту глупую размолвку, возникшую из ничего. И как оба боятся, не решаются, медлят сделать шаг навстречу, будто по инерции продолжая играть роли, написанные для них кем-то третьим.

Думаю, все дело в огромном взаимном притяжении Башмета и Спивакова. Ведь недаром говорят: от любви до ненависти… Володя старше Юры на десять лет. Башмет вспоминает, как был потрясен, когда, играя еще студентом в консерваторском оркестре на панихиде по Ю. И. Янкелевичу, слушал Спивакова, исполняющего концерт Гайдна. Как заплаканный Спиваков, справившись с волнением, вел звук так, что рука даже не дрогнула, как Юре тогда открылось очевидное — вот так должен звучать струнный инструмент! Потом очень скоро они стали выступать вместе: становление Юры совпало с самым началом взлета «Виртуозов Москвы». Как-то, немного выпив, Юра сказал мне:

— Как я должен чувствовать себя, если по телевидению до сих пор показывают запись концерта, где я сижу в оркестре у Вовы, а я уже давно шеф своего собственного оркестра?

Ему всегда казалось, что, признанный всем миром, он не снискал признания у старого друга, что Спиваков не ценит его, не сознает его истинной значимости. Могу сказать, что Володя считал Башмета гениальным альтистом, первым в мире еще задолго до того, как об этом заговорили везде. Может, просто не умел этого высказать. Всё комплексы, комплексы… Ведь это только с виду большие артисты — люди, уверенные в себе. В душе они все — большие дети, большие маленькие мальчики!

Тогда, давно, когда только возникли «Виртуозы Москвы», Спиваков с Башметом играли «Концертную симфонию» Моцарта для скрипки и альта, уникальное произведение с умопомрачительной по красоте второй частью. Их дуэт считался лучшим во всем мире. Да это так и было. Где только не переиграли они «Симфонию-концертанте»! Никому не удавалось достичь в ней такого полного единения двух инструментов. Помните, как у Цветаевой: «Мы спаяны блаженно и тепло, как правое и левое крыло». Часто, шутя, они играли, отвернувшись, стоя спиной друг к другу: все равно возникало впечатление, будто звучит один двухголосый инструмент.

Так продолжалось многие годы. Кто, когда и в какой момент начал вбивать клинья в этот союз? Что послужило поводом, что стало причиной их взаимоотдаления? Трудно сказать. Поводов было много, а людей вокруг, словно получавших наслаждение от ухудшения взаимоотношений между Володей и Юрой, еще больше. Вокруг обоих вились те самые «инномабиле», норовя внести свою лепту, сыграть свою «неоценимую» роль в разжигании войны. Хотя порой казалось, что дружба между двумя большими артистами по-прежнему незыблема.

Помню, в 1990 году, когда пала Берлинская стена, Мстислав Ростропович пригласил на два новогодних концерта в Берлин Юру и Володю. Эти концерты транслировались по телевидению, записывались на видео. Ростропович играл сам, а также дирижировал солировавшим Спивакову и Башмету. 30 декабря в Берлине царила совершеннейшая эйфория — первый Новый год после падения стены. Люди гуляли, пьяные от счастья, с воздушными шарами. 31-го концерт был пораньше, и Слава пригласил нас справить Новый год у себя в отеле «Кемпинский». После концерта мы вернулись в нашу гостиницу, имея час в запасе, и я предложила:

— Вовочка, давай погуляем вдвоем, смотри — на улицах огни, тепло.

Город был похож на освещенную квартиру без стен, где празднуется какая-то невероятная свадьба: все в легких пальто и туфлях гуляли по улицам, засыпанным обломками стены. Но Володя сказал:

— Я должен позаниматься, у меня через два дня концерт.

Я умоляла:

— Через три часа — Новый год, какие занятия?

Пришлось пойти гулять одной. По молодости лет я даже чуть-чуть обиделась, хотя и знала уже, что человек не умеет отдыхать, получать удовольствие от жизни вне музыки. Вернувшись, застала его завязывающим перед зеркалом галстук.