Ричард Колье - Дуче! Взлет и падение Бенито Муссолини

Входя в салон первого этажа виллы короля, своего «кузена», Бенито Муссолини был спокоен. Все должно пройти, как говорится, без сучка и задоринки, как и до того. И вот в двери салона показался король, одетый на сей раз в серо-зеленую форму маршала с широкими красными лампасами на брюках. Он улыбнулся и протянул дуче руку, чего ранее не делал. Де Цезаре остался в приемной. Когда дверь салона закрылась за королем, Муссолини произнес:

— Вы, видимо, уже слышали, ваше величество, об этой детской ночной выходке…

Король перебил его:

— Это не было детской выходкой!

Муссолини удивленно отметил про себя, что король на этот раз не пригласил его сесть. Да и сам он возбужденно ходил по комнате, заложив руки за спину.

Муссолини хотел было передать ему свои бумаги, но король сказал:

— В этом нет необходимости, я знаю обо всем. Едва он сделал небольшую паузу, дуче попытался вновь заговорить:

— Ваше величество, голосование большого совета не имеет никакого значения…

Король снова прервал его.

— К сожалению, — пробормотал он, — не разделяю вашу точку зрения. Большой совет является государственным органом, вы сами его создали. И образование его было одобрено палатой депутатов и сенатом. Тогда я вас предупреждал, что совет может оказаться палкой о двух концах. Однако его решения носили жизненно важный характер для государства. Мой дорогой дуче, — продолжал король торопливо и нервно, — дела в Италии идут уже давно не так, как следовало бы. Мораль в армии низка, солдаты не хотят больше воевать. — Уставившись на красный турецкий ковер на полу, он стал кусать ногти, затем добавил: — В Альпийской бригаде распевают песни, что она не будет воевать за вас. — На пьемонтском диалекте король нараспев процитировал: — «Долой Муссолини, истребляющего альпийцев…»

За неплотно закрытой дверью стоял военный помощник короля генерал Паоло Пунтони и внимательно прислушивался. Опасаясь возможных осложнений, король приказал ему быть неподалеку. Как он понял, король пытался довести до Муссолини реалии жизни. Еще три дня тому назад он пытался убедить дуче, что тот является основным препятствием на пути к миру. Как потом рассказывал сам Виктор-Эммануил:

— Либо он не понимает, либо не хочет понять. Я говорил все равно что на ветер.

Теперь двадцатилетняя молчаливая борьба этих двоих людей подходила к концу, и король уже не мог скрыть своей затаенной вражды.

— Что касается всех этих оборванцев типа Фариначчи и Буффарини, — услышал Пунтони довольно громко сказанное королем, — они, еще не зная, подпишу ли я декрет о назначении вас главнокомандующим вооруженными силами, заявили: — «Он должен подписать декрет, иначе мы отпихнем его в сторону».

Муссолини промолчал.

— Результат голосования большого совета просто потрясающий, — терпеливо пояснил король. — Девятнадцать человек проголосовали за предложения Гранди! У вас не должно быть иллюзий. Не считайте, что эти голоса не отражают истинного мнения о вас в стране. Ныне вы человек, которого в Италии ненавидят более всего. Вы уже не можете рассчитывать на друзей, кроме меня.

Муссолини пытался найти логический выход из создавшейся ситуации и произнес с трудом:

— Если ваше высочество правы, то я должен подать в отставку.

— Могу сказать вам, — ответил король, чтобы не попасться в ловушку, — что я непременно приму ее.

Как потом вспоминал король, Муссолини вдруг вздрогнул, как от близкого разрыва 305-миллиметрового снаряда, и прошептал с болью, опускаясь без приглашения в стоявшее поблизости кресло:

— Стало быть, это конец…

Сидя в салоне автомашины, его шофер Боратто стал просматривать воскресные газеты. Неожиданно шеф полиции королевского двора Джузеппе Мораццини просунул голову в дверцу автомобиля и сказал:

— Поторопитесь, Эрколе, вас вызывают к телефону. Я пойду с вами, так как мне тоже надо позвонить.

Боратто посмотрел на часы. Было 17.10 пополудни — видимо, Рашель звонит с виллы Торлония, чтобы узнать, когда ей ждать дуче. Он и прежде неоднократно ходил звонить в дом привратника, расположенный шагах в пятидесяти от виллы Ада. Мораццини шел следом за ним. Не дойдя до домика привратника, Боратто вдруг с ужасом почувствовал, как на него сзади навалились двое неизвестных вместе с Мораццини. Ему прижали руки и отобрали пистолет. Шеф полиции произнес ему на ухо, шипя:

— Слушайте внимательно! Никакого дуче больше нет. Бадолио назначен новым главой правительства…

В салоне короля Муссолини услышал примерно то же самое.

— Я пришел к выводу, — сказал король, — что единственным человеком, который сможет осуществлять контроль в сложившейся ситуации, является маршал Бадолио. Он сформирует новое правительство из офицеров и продолжит войну. Бадолио пользуется авторитетом не только в армии, но и в полиции.

— И в полиции, — повторил Муссолини тупо, глядя в потолок.

Капитан Вигнери в это время садился в санитарную машину вместе с капитаном Авверсой, тремя агентами и тремя унтер-офицерами в повседневной форме одежды. Пятьдесят карабинеров оставались в кустах. «Санитарка» медленно тронулась к восточной стороне виллы Ада и остановилась в семи шагах от главного входа. Шофер осторожно сдал ее назад так, чтобы задняя ее дверка оказалась напротив лестницы.

Как потом вспоминал Вигнери, шума никакого не было, слышны были только гул пчел да тихое звяканье фарфоровой посуды на кухне.

На верхней ступеньке лестницы неподвижно стоял королевский лакей Витторио Пикколи в черной куртке и голубых с красными кантами брюках — ливрее савойского дома. Вигнери не спускал глаз с лица лакея. Реакция Пикколи должна была показать момент начала его, Вигнери, действий, чтобы избежать кровавого вмешательства личной охраны Муссолини.

Вигнери знал, что король был против ареста дуче на территории его имения.

— Пока я дышу, — сказал он герцогу Акваронскому, — я не отдам подобного распоряжения.

Но арест за пределами виллы, пытался убедить его герцог, вызовет вмешательство личной охраны дуче и приведет к кровавому столкновению, а возможно, и к фашистским контрмерам и даже гражданской войне. Самым верным было бы арестовать дуче — вопреки общеизвестным канонам гостеприимства, — пока он еще был гостем короля, и отправить в санитарной машине в казарму карабинеров.

Король в типичном для него духе не сказал ни «да», ни «нет», а лишь развел руками. Герцог же распорядился об аресте Муссолини от имени короля.

В салоне король пытался наложить, как говорится, бинты на раны.

— Мне очень жаль, очень жаль, — Пунтони ясно слышал сквозь двери слова короля, — но решение не может быть другим.

Муссолини потом сказал, что король взял обе его руки в свои, как надежный друг, и заверил его: