Иосиф Лаврецкий - Эрнесто Че Геваро

Разгром наемников вызвал смятение в Вашингтоне. Затеянная ЦРУ, Пентагоном и государственным департаментом агрессия против демократической Гватемалы угрожала провалом, а такого рода провалы американский «эстеблишмент» не прощает своим слугам. Об этом напоминал комментарий на гватемальские события, опубликованный в те дни в «Нью-Йорк геральд трибюн» — этой трибуне американских монополий: «Армия гватемальского правительства, насчитывающая 6 тысяч человек, обучена по американскому образцу. Если она нанесет поражение антикоммунисту Армасу, она будет благодарна за это американскому военному министру. Руководители Пентагона теперь видят, какая в этом ирония — содержать военную миссию при правительстве, которое находится под коммунистическим влиянием. Американские советники будут отозваны, если повстанцы потерпят поражение».

Вашингтонские покровители Армаса поняли намек. Видя, что надежда на наемников себя не оправдала, они лихорадочно стали готовить свержение Арбенса путем военного переворота, используя для этого своих агентов, выступавших до этого в роли приверженцев президента. Главным действующим лицом в этой операции стал Перифуа. Это он сочинил ультиматум, который высшие армейские чины направили Арбенсу. Они потребовали от Арбенса отставки, угрожая в противном случае его свергнуть. В целях маскировки заговорщики обещали уважать «свободу и жизнь всех граждан» и продолжать борьбу против наемников. Арбенс не выдержал нажима и, не запросив даже мнения поддерживавших его партий, 27 июня 1954 года отказался от поста президента. Он передал власть командующему вооруженными силами Гватемалы полковнику Диасу и укрылся в мексиканском посольстве, откуда вскоре выехал за границу. Диас первым делом запретил Гватемальскую партию труда и арестовал ее руководителей, а затем уступил бразды правления ставленнику Перифуа полковнику Монсону, а тот — Кастильо Армасу, который во главе своих наемников вновь вторгся в Гватемалу. Несколько дней спустя, приветствуемый реакционерами всех мастей, местным архиепископом и Перифуа, новоиспеченный диктатор въехал триумфатором в столицу, где уже начались массовые расстрелы сторонников свергнутого президента.

Что же делал в эти суровые для Гватемалы дни Эрнесто Гевара? Он, как и все противники американского империализма, горит желанием взяться за оружие и сражаться в защиту режима президента Арбенса. Он призывает создать ополчение, вооружить трудящихся, принять решительные меры против реакционеров, готовивших переворот. Но его призывы, как и подобные же призывы других трезво мыслящих людей, не находили отклика. Арбенс надеялся, что ему удастся справиться с наемниками силами армии, он верил в преданность ему офицерского корпуса.

«Эрнесто, — вспоминает Ильда, — просит, чтобы его отправили в район боев, но никто на него не обращает внимания. Тогда он пристраивается к группам противовоздушной обороны города, помогает им во время бомбежек, перевозит оружие…»

Эрнесто не гнушается никакой работы. «Вместе с членами организации Патриотическая молодежь труда, — свидетельствует Марио Дальмау, — он несет караульную службу среди пожаров и разрывов бомб, подвергая себя смертельной опасности».

Этот молодой аргентинец, призывающий гватемальцев сражаться против американского империализма, не может не попасть в поле зрения шпионов ЦРУ, следящих за развитием событий в гватемальской столице. Американская охранка заносит его в список «опасных коммунистов», подлежащих ликвидации сразу же после свержения Арбенса. Аргентинский посол, узнав об этом, поспешил в пансион «Сервантес» предупредить своего соотечественника о грозящей ему опасности и предложить ему воспользоваться правом убежища в посольстве. Когда Кастильо Армас вошел в Гватемалу, Эрнесто поселился в аргентинском посольстве, где нашли убежище аргентинцы, кубинцы и некоторые гватемальцы, сочувствовавшие Арбенсу. Вся эта публика разделилась на две группы: «демократов» и коммунистов. Эрнесто без колебания примкнул к последним, хотя и не являлся членом компартии.

Аргентинский посол предложил Эрнесто вернуться на казенный счет в Аргентину. Но у Гевары не было никакой охоты возвращаться в Аргентину Перона. Лучше он поедет в Мексику, куда уже направились его кубинские и другие латиноамериканские друзья, которые готовы продолжать борьбу, не теряя надежды, одержать победу в другом месте. А пока есть такие буйные головушки, верящие, что невозможное станет возможным, не все еще потеряно.

Гватемальские события оставили глубокий след в сознании Че, он политически возмужал в те считанные дни, когда решалась судьба правительства Арбенса. Он еще раз убедился, что главный враг, коварный и жестокий, — это американские империалисты, что они используют антикоммунизм и антисоветизм для прикрытия своих преступлений, что ЦРУ и Пентагон располагают надежной агентурой в армейских кругах, что подлинная народная революция обязана эту военную машину сломать, заменить народной армией, что, наконец, необходимо вооружить народ, ибо только сражающийся народ может добиться успеха в борьбе с империализмом.

Эта эволюция Че не прошла незамеченной для американской агентуры. Впоследствии, когда американская охранка стала составлять досье на сподвижников Фиделя Кастро, сражавшихся в горах Сьерра-Маэстры, для нее было совершенно очевидно, что в лице Эрнесто Че Гевары она имеет революционера с «гватемальским» стажем.

В апреле 1958 года аргентинский журналист Хорхе Рикардо Масетти посетил бойцов Фиделя Кастро в горах Сьерра-Маэстры. Среди других он интервьюировал Че. Масетти спросил своего соотечественника, насколько оправданы слухи «о коммунизме» повстанцев. Че ответил:

— Это мне в первую очередь американцы приписывают коммунизм. Еще не было такого американского журналиста, который, поднявшись в горы, не стал бы расспрашивать меня о моей деятельности в рядах Гватемальской коммунистической партии, — они считали доказанным, что я состоял в коммунистической партии этой страны только потому, что я был и остаюсь решительным поклонником демократического правительства полковника Хакобо Арбенса.

— Ты занимал какой-нибудь пост в правительстве? — продолжал свой «допрос с пристрастием» Масетти.

— Нет, никакого. Но когда началось североамериканское вторжение, я попытался собрать группу таких же молодых людей, как я сам, чтобы дать отпор «фруктовым» авантюристам. В Гватемале надо было сражаться, но почти никто не сражался. Надо было сопротивляться, но почти никто не хотел этого делать.

После победы кубинской революции Че неоднократно в выступлениях, письмах вспоминает свой «гватемальский период». В одном из таких выступлений в 1960 году Че говорил: