СТИВЕН АМБРОЗ - Эйзенхауэр. Солдат и Президент

Ни в коем случае нельзя считать, что его отношения с Конгрессом были безоблачными. Попытка подорвать влияние Маккарти, игнорируя его, не удалась. Имя Маккарти по-прежнему доминировало в газетных заголовках и звучало на пресс-конференциях в Белом доме. Эта ситуация вызывала у Эйзенхауэра неподдельное беспокойство; в меру своего понимания и чувств он осуждал средства массовой информации. Он сказал Биллу Робинсону: "В данном случае перед нами личность, которая своей известностью и влиянием на современную политическую жизнь целиком обязана средствам массовой информации Америки"; Эйзенхауэр жаловался, что "теперь эти же самые средства массовой информации ищут кого-нибудь, кто мог бы свалить их собственного ставленника"*2. Он хотел, чтобы пресса была составной частью его команды, работала вместе с ним на благо страны так же, как она была рядом с ним во время войны.

Рассуждая реалистично, Эйзенхауэр ждал от прессы как минимум объективной информации. В конце января в Белый дом на уик-энд приехал Эллис Слейтер. За завтраком в воскресенье оба государственных деятеля просматривали газеты. Слейтер записал в дневнике: Эйзенхауэр "заметил, что после двенадцати лет общественной жизни, когда он имел возможность знать всю подноготную событий, описываемых в новостях, он почти пришел к выводу, что по любому вопросу журналисту практически невозможно получить объективную исходную информацию" *3.

Типичным примером было дело министра армии Роберта Т. Стивенса, который "сдался" Маккарти. Начало этого инцидента связано с различными расследованиями, проводившимися Маккарти, о проникновении коммунистов в армию, в результате которых было обнаружено, что призванный в армию зубной врач д-р Ирвинг Пересс является "коммунистом по пятой поправке" к Конституции. И хотя Пересс отказался подписать обязательство соблюдать лояльность или отвечать на вопросы Маккарти на слушаниях, он был повышен в чине (это было требованием закона о призыве врачей в армию) и уволен в отставку с почетом. Маккарти пришел в ярость и вызвал для дачи показаний генерала Ральфа Цвикера, начальника форта Килмер. Почти весь февраль во внутренних новостях доминировал единственный вопрос, заданный Маккарти Цвикеру: "Кто отдал приказ о повышении в звании Пересса?" Цвикер заявил, что ничего об этом не знает. Маккарти запугивал Цвикера, разговаривая с ним в надменно-грубой форме — мол, у генерала "мозги хуже, чем у пятилетнего ребенка", и "он не подходит" для своей формы. После этого Стивене приказал Цвикеру больше на вопросы не отвечать. Тогда Маккарти вызвал Стивенса на заседание комитета для дачи, показаний. 24 февраля Стивене и Маккарти оказались вместе на ленче в сенатском офисе Эверетта Дирксена. И там Маккарти пообещал Стивенсу прекратить оскорбления свидетелей в обмен на его разрешение продолжить дачу Цвикером устных показаний и публикацию "фамилий всех, кто был причастен к повышению в должности Пересса и его почетному увольнению из армии" *4.

Когда Стивене и Маккарти появились вместе, репортеры и фотографы уже ждали их. Маккарти объявил, что Стивене и его подчиненные продолжат свое участие в слушаниях. Маккарти даже не упомянул, как он, в свою очередь, обещал вести себя, а Стивене не подумал указать на это обстоятельство прессе.

Когда газеты раструбили всю эту историю, Эйзенхауэр и его Администрация сдались. В газете "Нью-Йорк Таймс" статья была опубликована под заголовком: "Стивене склоняется перед Маккарти по приказанию Администрации. Он сообщит дополнительные данные по делу Пересса". Эйзенхауэр, возвратившись из поездки в Калифорнию, где он выступал с речами, был "очень рассержен и сыт по горло". Хэгерти отметил в своем дневнике: "Это его армия, и ему совсем не нравится тактика Маккарти". Эйзенхауэр поклялся: "Этот парень, Маккарти, попадет с этой историей в серьезную неприятность. Я не намерен отнестись к ней спустя рукава... Он полон амбиций. Он хочет быть президентом. Но он ни при каких обстоятельствах не окажется на этом месте, если мои слова что-либо значат" *5.

За кулисами событий Эйзенхауэр встретился с Дирксеном и сенатором Карлом Мундтом, добиваясь от них обещания заставить Джо вести себя должным образом. Однако куда большее значение имел его телефонный звонок Браунеллу. Тема разговора — право комитета Конгресса рассылать судебные повестки, обязывающие являться для дачи показаний. "Я полагаю, что президент может отказаться исполнить это требование, — сказал Эйзенхауэр, — но когда дело касается нижестоящих сотрудников офиса, я не знаю, какой дать ответ. Мне нужна короткая памятная записка по прецеденту, чтобы знать, как поступать в подобном случае" *6. После этого Эйзенхауэр подготовил основу единственной серьезной акции против Маккарти — запрет доступа к персоналу и документам исполнительной власти.

3 марта на пресс-конференции Эйзенхауэр зачитал заранее подготовленное заявление. Он сказал, что в деле Пересса армия допустила "серьезные ошибки", что она корректирует свои процедуры и что Стивенс пользуется полным его доверием. Затем он порассуждал о маккартизме ("противодействуя коммунизму, мы нанесем поражение самим себе, если будем использовать методы, не соответствующие американскому чувству справедливости"), об армии ("армия лояльна и предана") и о Конгрессе (обязанность которого "видеть, чтобы его процедуры были надлежащими и справедливыми"). Заверив присутствующих в своей "бдительности против внутренних подрывных действий любого рода", Эйзенхауэр коротко закончил: "...и это мое последнее слово по любому вопросу, пусть даже тесно связанному с этим делом" *7.

Маккарти ответил в течение часа. Он объявил с вызывающим видом: "...если глупый, самонадеянный и безмозглый человек, обладающий властью, окажется виновным при рассмотрении его дела в нашем комитете, то он будет публично разоблачен. Что касается меня, то я считаю: звание генерала не дает никаких преимуществ". Затем в классическом стиле маккартизма, продемонстрированном самим автором, он сказал: "По-видимому, Президент и я теперь согласны с необходимостью избавления от коммунизма". Для того чтобы его сторонники поняли суть дела, он публично через полчаса вычеркнул из своего заявления слово "теперь" *8.

Тем не менее Эйзенхауэр воздержался от какой-либо прямой атаки на Маккарти. Он продолжал советовать республиканским лидерам в Сенате, в частности Ноулэнду, Дирксену и Мундту, вести слушания по делу "Армия — Маккарти" (которые должны были вот-вот начаться) спокойно и объективно. В официальном меморандуме, направленном членам своего Кабинета, он писал: "Каждый руководитель, включая и меня, должен помнить свои обязанности перед подчиненными. Они состоят из... защиты этих подчиненных, с использованием всех юридических и других законных средств, от нападок на личность, поскольку иначе они могут оказаться беспомощными"9. И это все, на что он решился. Он верил, что маккартизм был основан на страхе, что страх исчезнет, и Маккарти потеряет силу и влияние, когда нация сконцентрирует внимание на действительно важных проблемах.