Роберт Святополк-Мирский - Пояс Богородицы.На службе государевой – 4.

не узнав о том, что именно Савва не только прямо ви-новен во всех его несчастьях, но к тому же еще в ту памятную ночь, когда князь наивно оплакивал своего спасителя, именно мнимый трубочист, выполняя волю Никифора Любича и Верховной Рады Братства, акку-ратно передал князя Семена на погибель с рук на руки его злейшему врагу и родному брату князю Федору Бельскому.

А ведь князь Семен отнюдь не был простаком и тщательно проверял каждого, кто поступал на его службу. Он не жалел денег и времени на такие провер-ки, и его покойный уже нынче слуга Мокей, послан-ный в Гомель для выяснения всех фактов прошлой жизни Саввы, доложил ему обо всем, что удалось выве-дать, и действительно — много ли можно узнать о глу-хонемом неграмотном придурке? Казалось; Мокей уз-нал все — и то, что Савва был подкидышем в монасты-ре кающихся грешниц, где сперва его приютили монахини, а как только подрос, начал работать на мо-настырском кладбище, где хоронили умерших или убитых на улицах как раскаявшихся, так и не успев-ших раскаяться грешниц, и о том, как потом недолго служил у одного купца, который разорился, и, нако-нец, о том, как Савва, оказавшись нищим, пришел в Горваль пешком, просто случайно — вот шел куда гла-за глядят, прося по дороге подаяние, а тут как раз тре-бовался трубочист…

Но на самом деле бесславно погибшему слуге князя Семена Мокею только казалось, что он узнал о Савве все. Он узнал лишь то, что было нужно служителям тайной веры. Не ведал бедный доверчивый Мокей, что православный священник монастырского кладбища был братом седьмой заповеди, заранее предупрежден-ным Никифором о его приезде, и что рассказывал он ему именно ту историю, которая полностью усыпила бдительность князя Семена.

Справедливости ради надо сказать, что Мокей хоть и поверил кладбищенскому священнику, но все же предпринял поход в монастырь, однако, поскольку монастырь был женским, далеко его не пустили, хотя вышедшая к нему суровая монахиня подтвердила, что, действительно, когда-то давно рос при монастыре горбатый подкидыш по имени Савва.

Удовлетворенный Мокей на всякий случай пошел еще по адресу, данному священником, но увидел там развалины давно сгоревшего дома, а поговорив с сосе-дями, выяснил, что точно, жил здесь некогда купец, который разорился, после чего слух пропал как о нем самом, так и о глухонемом горбуне, который у него какие-то мешки таскал.

Радуясь, что все прошло быстро и гладко, Мокей потратил все полученные от князя денежки на изуче-ние жизни гомельских грешниц, подобных тем, чьи скромные могилки он лицезрел на монастырском кладбище, и уехал, подробно доложив обо всем своему патрону.

Князь Семен Бельский был очень доволен резуль-татами наведенных справок и никогда не узнал, что хоть все это и было отчасти правдой, но далеко не всей и не совсем такой, какой она казалась на первый взгляд.

Во-первых, весьма любопытным было то, что мона-стырь кающихся грешниц основали и построили не-кие таинственные греческие монашки, прибывшие сюда тридцать пять лет назад с некогда византийских земель, захваченных впоследствии турками. Эти бе-женки привезли с собой много золота, которое тут же и было передано ими в руки местных православных церковных владык на закладку нового монастыря. Князь Семен немало удивился бы, узнав, что человек, который занимался тогда всеми вопросами, связанны-ми с приемом богатого пожертвования и строительст-вом обители, был совсем молодой и энергичный свя-щенник по имени отец Леонтий — да-да, тот самый отец Леонтий, который стал впоследствии домашним исповедником рода Бельских.

Во-вторых, одним из условий передачи беженками в руки православной церкви весьма крупного пожерт-вования было сохранение в глубокой тайне подлин-ных имен, происхождения и прошлого всех этих жен-щин, среди которых было несколько юных и хоро-шеньких.

В-третьих, с момента возведения монастыря его обитательницы больше никогда ни с кем не общались, и потому никто не мог со всей определенностью ска-зать, был ли горбун Савва гомельским ребенком, най-денным под воротами только что выстроенной обите-ли, или, быть может, он грудным младенцем приехал еще вместе с беженками и лишь потом был оформлен юридически как местный подкидыш…

Даже сам Савва этого не знал и, честно говоря, ни-когда особо не интересовался своим происхождени-ем, ибо с самого раннего детства был воспитан в духе постоянного и верного служения делу тайной веры и задаче созидания ее могущества. А случилось так пото-му, что, когда ему исполнилось десять лет, он был тор-жественно передан на дальнейшее воспитание из мо-настыря, где среди греческих монахинь прошло его светлое детство, на кладбище, в руки отца Георгия, служившего в маленькой кладбищенской церквушке.

Между монастырем и кладбищем (все на монастыр-ских землях) находилось еще одно неуклюжее длин-ное и узкое бревенчатое строение — приют для каю-щихся грешниц, где находили пристанище женщины, которые по возрасту или состоянию здоровья уже не могли заниматься тем, чем занимались всю жизнь, ли-бо те, которые заниматься этим больше не хотели, но и делать ничего другого у них тоже не было желания. Некоторые из них становились монашенками и боль-ше никогда не покидали стен обители, а некоторые предпочитали приют, откуда, несмотря на полное от-сутствие каких-либо запретов, женщины выйти обрат-но в белый свет и город Гомель сами панически боя-лись, потому что так странно складывалось, что, как только какая-то несчастная решалась покинуть стены приюта, ее в течение суток находили зверски убитой где-нибудь поблизости. Чтобы эта странная и жуткая закономерность стала понятной, достаточно сказать, что приютом руководил тот же отец Георгий, который на самом деле был членом тайного Братства, сыном четвертой заповеди, когда перешел к нему десятилет-ний Савва, и седьмой заповеди, когда шестнадцатилет-ний Савва покидал своего приемного отца.

Брат Георгий, несмотря на внешне неприметную, скромную должность и почти полное отсутствие кон-тактов с внешним миром, поставлял ежедневно столь-ко ценной, а иногда и бесценной информации, что над ее обработкой трудились трое высокопоставлен-ных членов тайного Братства.

Дело в том, что добрый и сердечный отец Георгий любил часами выслушивать рассказы своих жилиц об их былой жизни, а потом тщательно записывал все имена, фамилии и разговоры их бывших приятелей и клиентов, относясь одинаково внимательно ко всем россказням, потому что никогда не известно, что из этого просто досужий вздор, а что содержит в себе такие тайны, которых порой нельзя купить и за мил-лионы, — ведь мужчины, да еще выпив пару кружек доброго пива, так охотно рассказывают своим слу-чайным уличным подружкам обо всем, что знают, в полной уверенности, что никогда больше их не уви-дят, а те из их рассказов и так ничего не поймут и не запомнят…