Роберт Святополк-Мирский - Пояс Богородицы.На службе государевой – 4.

…Нет, если Литва выйдет из унии с Польшей, онане продержится самостоятельно и пятидесятилет. Уже который раз я сталкиваюсь с этим стран­ным образом мышления литовских вельмож. Получив сигнал об опасности, они думают не о том, как отэтой опасности защититься, а о том, что сигналнаверняка не верен, а потому и беспокоиться нече­го… Какое гибельное заблуждение… Как дорого ономожет обойтись литовцам…

— Господин воевода! Господин староста! — сказал

король. — Ваши предположения могут оказаться вер­

ными. Но это всего лишь предположения. А если они

окажутся неверными и турецкие войска внезапно на­

падут на нас, что будет тогда? Даже если предупрежде­

ние об опасности, от кого бы оно ни исходило, кажет­

ся абсурдным — нельзя его игнорировать! И мы должны держать наготове войска на юге. Кстати, как идет отражение татар Менгли-Гирея?

— Нам удалось остановить их в районе Чернигова.

Наши войска постепенно оттесняют их на юг, — доло­

жил пан Богдан Андреевич.

— Ваше величество, — вмешался канцлер, — при­

был маршалок дворный пан гетман Ходкевич. Он про­

сит срочной аудиенции по важному государственному

делу. Я сказал, что вы примете его вслед за послом ха­

на Ахмата, но он настаивает на первенстве.

— Должно быть, у него есть основания. Благодарю,

господа, все свободны. Пригласите Ходкевича.

Маршалок доложил королю обо всем, что ему уда­лось выяснить.

Король внимательно прочел жалованную грамоту, подписанную Олельковичем, и спросил:

— А этот Степан Ярый? Его нашли?

— Нет, ваше величество. Но я распорядился послать

гонцов на все пограничные посты и заставы с подроб­

ным описанием его внешности, которое получил от

очевидцев в кабачке.

— Вы уверены, что это не какая-нибудь пьяная шут­

ка Олельковича?

— Увы, ваше величество, все свидетельствует о том,

что мы имеем дело с настолько хорошо подготовлен­

ным заговором, что его участники не сомневаются в

успехе. А это может означать только одно: православ­

ные князья дерзнули посягнуть на вашу жизнь.

Король прошелся по тронному залу в глубокой за­думчивости.

— Это серьезная угроза, — сказал он. — Но дело не

в моей жизни. Я не боюсь умереть. Риск отторжения

почти половины княжества в пользу Москвы слишком

велик, чтобы пренебрегать этим. Собранное для помо­

щи Ахмату войско нельзя отпускать. Мы не знаем, как

далеко протянулись нити заговора. Быть может, нас

ждет многолетняя усобица…

Король приоткрыл дверь и сказал стражнику:

— Пана канцлера ко мне.

Первый канцлер и воевода виленский вошел.

— Передайте посланцу хана Ахмата, что я не могу

его принять. Пусть он отправляется к хану с извести­

ем, что обстоятельства не позволяют мне в настоящую

минуту оказать ему военную помощь против Москвы.

— Ваше величество, — побледнел канцлер, — по­

звольте заметить, что это очень опасное решение. Раз­

гневанный хан может бросить свои войска на нашу

землю! >

— Неожиданно открывшиеся обстоятельства не ос­

тавляют мне выбора, — сурово сказал король. —

Из двух зол я должен выбирать меньшее. Исполняйте.

— Слушаюсь, ваше величество, вам, разумеется, вид­

нее, как надлежит поступать на благо княжества.

Канцлер подчеркнуто низко поклонился и вышел.

— Ваше величество,— сказал Ходкевич, — я пола­

гаю, вам следует отменить поездку в Кобрин. Это, не­

сомненно, ловушка.

— Тем более, маршалок, нельзя ничего отменять,

иначе они догадаются. Мы должны нанести внезапный

удар, застать их врасплох и схватить всех заговорщи­

ков одновременно. И я знаю, как мы это сделаем.

Ты предоставил в мое распоряжение своего офицера.

Я присмотрелся к нему и нашел его способным моло­

дым человеком.

— Вы совершенно правы, ваше величество. Он пре­

красно зарекомендовал себя на службе вашему величе­

ству, не раз выполняя мои поручения, которые порой

были весьма трудными и опасными.

— Вот и отлично! — воскликнул король. — Мы да­

дим ему все необходимые средства и поручим схватить

заговорщиков! — Король потянул за шелковый шнур, и

в тронный зал тотчас вошел помощник канцлера.

— Немедленно разыщите и пригласите ко мне офи­цера для особых поручений при маршалке дворном князя Андрея Святополка-Мирского!

Зима в тот год пришла рано и бы­ла неслыханно лютой.

Восьмого октября утром в стан хана Ахмата при­плелись двое голодных, обессилевших, замерзших путника в жалких лохмотьях — старик и девушка.

Страшная весть, которую они принесли, прокати­лась горестной волной по всему тридцативерстному пространству правого берега Угры, который занимало ордынское войско.

Чулпан и старика привели к Ахмату, и старый хан выслушал их леденящий душу рассказ о разорении родного Сарай-Берке и гибели всех его обитателей.

Хан Ахмат был мужественным воином. Он многое повидал в своей жизни. Он умел держать себя в руках. Он слушал молча, и, лишь когда Чулпан, измученная страданиями и долгим переходом, едва шевеля губами, без всяких эмоций, рассказала отцу, что сталось с его женами и детьми, одна-единственная слеза выкатилась из ханского ока и стекла по сухой, задубелой от степ­ных ветров морщинистой коже его неподвижного, бесстрастного лица.

Ахмат нежно обнял Чулпан, велел ; поставить для

нее отдельный шатер рядом со своим, а старику уже

нельзя было ничем помочь. «

Казалось, все его последние силы, вся его воля и выдержка были направлены лишь на одно — дойти и донести ужасную весть, спасти и защитить ханскую дочь, не дать ей замерзнуть или умереть от голода и отчаяния; и когда это последнее и, быть может, самое важное дело его жизни было исполнено, жизненные силы разом покинули его.

В ту минуту, когда Чулпан закончила свой рассказ, последний житель Сарай-Берке, неизвестный старик, чье имя даже не успели спросить, глубоко вздохнул, закрыл глаза, и сердце его остановилось.

Хан удалился в свой шатер, попросил оставить его одного и находился там до полудня.

Никто никогда не узнает, о чем размышлял он в те минуты, ощущал ли он могучее дыхание Истории и Времени, осознавал ли, что приближается решающий миг Великой Золотой Орды, или, быть может, его ра­зум был занят более мелкими, сиюминутными забо­тами: что теперь делать, как быть, какое принять ре­шение…

А может, он просто думал о том, не совершил ли роковой ошибки, затеяв весь этот поход, О том, что толкнуло его прийти именно сюда, на Угру, куда нико­гда до того не ходили ордынские войска, не повлияло ли его личное, человеческое маленькое чувство на ис­торическую судьбу всего этого похода… А может быть, он прагматически размышлял, не сделал ли он ошиб­ки, отправив на днях обратно московское посольство во главе с боярином Иваном Товарковым, и даров не взял, а еще при этом его воевода ордынский Тимур, тоже не приняв даров, потребовал, чтобы Иван мос­ковский у стремени ханского прощения просил… Мо­жет, надо было мягче, миром, а то ведь нет до сих пор гонца, посланного к Казимиру, и не видно войск коро­левских на подходе. А тут зима ранняя начинается, а запасы кончаются, конницу кормить вовсе нечем… Надо что-то предпринимать, надо что-то делать… Но огонь гнева и горя горел где-то там, глубоко, и мешал думать, нашептывая только одно: надо отомстить, надо отомстить, надо отомстить им всем за Сарай-Берке… Надо непременно отомстить…