Роберт Святополк-Мирский - Пояс Богородицы.На службе государевой – 4.

Они только и ждут, чтобы он перешел Угру.

Они оставили ему чистый берег и ждут, притаив­шись.

В полдень, когда все разведчики вернулись, не уви­дев ни одного московского воина, хан Ахмат отдал приказ немедленно сниматься и с максимальной ско­ростью отступать на юг.

Сафат понял, что близится его час.

..Даже смерть отца Анница не пережила так тяжело, как ужасную гибель Настеньки.

Все произошло настолько внезапно, неожиданно и бесповоротно, что никто ничего не успел предпри­нять.

Прошло не более четверти часа с тех пор, как во­зок с Настенькой, сопровождаемый охраной и скачу­щим рядом Генрихом, отъехал от ворот Медведевки. Нагнать его верхом было делом еще получаса, и Анни­ца в сопровождении вооруженных Ивашки и Гаврилки Неверовых была уверена, что они вот-вот догонят по-эозку воеводы Образца,

Но прошло полчаса, и они ее не догнали, и тогда Ивашко, глянув на дорогу, вдруг крикнул:

— Анна Алексеевна, возок тут не проезжал, он где-то свернул, надо возвращаться.

Конечно, если бы не было войны и ежедневных пе­редвижений огромного количества людей и повозок по всем дорогам и даже лесным тропам, Ивашко го­раздо раньше заметил бы отсутствие колеи повозки, но дорога была настолько изрыта копытами и изъез­жена повозками, что трудно было сразу сориентиро­ваться, да и подозрений никаких ни у кого не было.

Они вернулись назад, нашли поворот, свернули вниз в заросли и тут наткнулись на бесчувственное окровавленное тело Генриха.

Анница все поняла сразу, и ее сердце остановилось.

Братья-близнецы тоже поняли.

— Анна Алексеевна, — шепотом сказал Ивашко, —

немедленно едем домой, они могут узнать, что это не

вы, и вернуться в любой момент.

Но Анница, не слушая его, рванулась вперед. Ивашко и Гаврилко догнали ее и, стащив с лошади, крепко схватили за руки.

— Анна Алексеевна, — сказал Ивашко, — Василий

Иванович так бы не делал. Он бы вернулся, пригото­

вился как следует и нанес бы такой же тайный и вне­

запный ответный удар. ,

— Да, ты прав, — прошептала Анница. — Отпустите

меня — возвращаемся. Захватите Генриха.

Они быстро вернулись.

Генрих пришел в сознание, после того как им заня­лась Надежда, но не мог ничего толком рассказать — да он и не видел, что произошло. Должно быть, его те­ло просто оттащили с дороги, где он упал, 4 и бросили в кусты, чтобы не бросался сразу в глаза.

На место происшествия немедленно отправились следопыт Яков Зубин и его ученик Алеша Кудрин.

Они все осмотрели, нашли колеса, трупы лошадей, изучили следы и, вернувшись через два часа, рассказа­ли обо всем, что видели, довольно точно восстановив картину происшедшего.

Начинало темнеть.

— Эх-ма, — с досадой сказал Гридя Козлов, — а я

ведь видал таких татар — ну точь-в-точь наши — ни­

чем не отличишь… Полукровки они… Да поди ж ты, уз­

най…

— Кто мог догадаться? — оправдательно сказал

Клим. — Мы же все проверили — и грамота в полном

порядке — настоящая… Должно, убили кого и забрали…

Анница молчала, погрузившись в глубокое разду­мье.

— У меня есть план, — сказала она,.— но надо посо­

ветоваться с Левашом. Мне нужна будет его помощь.

Клим, пошли за ним кого-нибудь — пусть немедля

приедет. Алеша, готовься — ночью пойдешь на тот бе­

рег. И для тебя, Яков, у меня будет задание.

Но никаким планам не суждено было сбыться, по­тому что к тому времени, как они рождались, Настень­ка уже была мертва.

Распоряжение хана было выполнено немедленно, и еще прежде, чем наступила темнота, тело Настеньки доставили в Синий Лог для передачи в Медведевку.

По приказу хана доставившие тело люди подробно рассказали, как все произошло.

Леваша трудно было чем-нибудь удивить, он и не такое видел, но тут даже его сердце дрогнуло. Он лишь сжал зубы, чтобы ничем себя не выдать, когда понял, что татары так и не узнали, что это не Анница. Им же самим казалось, что такая женщина, как славная луч-ница Анница, победившая самого Богадура, как раз и должна была так поступить, чтобы спасти свою честь. Они поклонились Левашу и просили передать семье покойной, что слава о ней и ее героическом поступке будет всегда жить в Орде.

Они еще не знали, что самой Орде осталось недол­го жить…

Когда татары ушли, бывшая жена Кожуха Кроткого, а ныне жена Леваша Ядвига, увидев голову Настеньки, отделенную от туловища, упала в обморок

Леваш отнес жену в ее покой, потом позвал людей и велел принести лучший гроб — благо их у Леваша, всегда готового к боям и схваткам, было заготовлено несколько десятков.

Помолившись, он сам уложил тело Настеньки в гроб, аккуратно приложил голову и перевязал рану на шее белым платком.

Разумеется, это была только временная мера, чтобы не происходило того, что произошло с его женой, по­ка тело покойной не будет доставлено в Медведевку или Картымазовку. Леваш знал, что все необходимые процедуры, предшествующие погребению, будут про­деланы там.

Он перевез гроб на пароме, когда уже стемнело, и тут же встретился ему Кузя-Ефремов, посланный за ним Анницей.

Они одолжили в монастыре телегу и привезли гроб в Медведевку.

Леваш запретил Кузе ехать вперед, как тот хотел.

— Я сам скажу Аннице, — заявил он!

Анница, увидев Леваша, входящего в ворота, броси­лась ему навстречу.

Он вдруг крепко взял ее за плечи и, глядя прямо в глаза, сказал:

— У нас у всех горе. Настасьи Бартеневой больше

нет на свете. Я привез ее тело. Мужайся и помни, что

твоя жизнь вся впереди.

И какая-то внутренняя сила бесстрашного воина и мужественного человека, притом весельчака и пьяни­цы, вдруг передалась Аннице.

— Это я должна была быть на ее месте, — только и

прошептала она. — Это мое тело ты привез…

— Такова была воля Божья, — сказал Леваш. —

Не нам судить…

…Настеньку схоронили, вернулся Картымазов, еже­дневные военные хлопоты постепенно приглушили го­ре, особенно тяжелыми были дни с восьмого по один­надцатое октября, когда стрельба и атаки не прекраща­лись трое суток подряд.

Потом наступило затишье,- ударили морозы, и Угра стала покрываться льдом.

Князь Холмский и его штаб еще раньше покинули Картымазовку, и никто не предупредил жителей окре­стных поселений, что московские войска отступят.

Просто однажды морозным солнечным утром 12 но­ября Анница проснулась от удивительного ощущения глубокой тишины, которой не было здесь почти три месяца.

Сначала она не могла понять, что это значит, но тут ее разбудил взволнованный Клим и сообщил, что на всем берегу Угры не осталось ни одной пушки и ни одного московского ратника.

Несколько татар пронеслись на конях по дороге ту­да и обратно, взволнованно о чем-то переговариваясь, не обращая никакого внимания на беззащитные посе­ления, а через час и они исчезли.