Святослав Рыбас - Сталин

Восемнадцатого августа Сталин телеграфировал Кагановичу и Чубарю указание о немедленной продаже республиканскому правительству «на самых льготных условиях» нефти и продовольствия. К этому времени ему уже стало известно, что Троцкий предсказывает революционные события во Франции, поражение рабочего класса и переход к троцкистам руководства французской компартии. Если бы прогноз Троцкого осуществился, то всей европейской политике Сталина пришел бы бесславный конец. Тогда вся Европа была бы вынуждена пойти на соглашение с Германией против СССР, и Сталин столкнулся бы с объединенным фронтом Запада.

Фигура Троцкого приобретала угрожающее значение, так как на него возлагались надежды многих европейских и советских коммунистов по продолжению (во Франции и Испании) мировой революции.

Что оставалось Сталину?

Оставалось, как когда-то в Китае, вести изощренную работу «под крышей» тактических союзников, социалистов и анархистов. Кроме того, все увеличивающееся военное вмешательство Германии и Италии неожиданно давало ему шанс втянуть эти страны в длительный военный конфликт, в котором СССР воевал бы руками испанцев.

При этом положение оппозиции в СССР становилось безнадежным. Открытый судебный процесс показывал «агентами гестапо» троцкистов и зиновьевцев, сторонников террора против советских руководителей, боровшихся с фашизмом.

Сталин постоянно получал информацию об идущем в Москве судебном процессе. Его внимание было так велико, что некоторые историки даже полагают, что он вообще сидел за ширмой в Доме союзов и наблюдал за допросами подсудимых. Конечно, он наблюдал, — находясь в Сочи.

Девятнадцатого августа Каганович и Ежов сообщили, что все подсудимые признали себя виновными в терроризме и получении директив от Троцкого. На иностранных журналистов признание произвело «ошеломляющее впечатление».

Двадцатого августа Сталину было направлено новое письмо, в котором сообщалось, что подсудимые назвали своими единомышленниками Рыкова, Томского, Бухарина, а Радека, Сокольникова, Пятакова, Серебрякова — организаторами своего «Запасного центра».

Двадцать первого августа центральные газеты напечатали статьи бывших оппозиционеров Раковского, Радека и Пятакова, резко осуждавших Троцкого, Зиновьева и Каменева и требовавших их расстрела.

В тот же день застрелился Томский. Накануне, на собрании в Объединенном государственном издательстве, он признал, что несколько раз встречался с Зиновьевым и Каменевым, высказывал «свое недовольство».

Двадцать второго августа Сталин получил проект приговора и внес в него поправки. Особо он подчеркнул, что надо обязательно упомянуть, что Троцкий и Седов (сын Троцкого) подлежат привлечению к суду. Также указал, что не надо писать: «приговор окончательный и обжалованию не подлежит». И объяснил: «Эти слова лишние и производят плохое впечатление. Допускать обжалование не следует, но писать об этом в приговоре неумно».

Почему же неумно? Здесь что-то недоговорено. Существует версия, что он не хотел, чтобы осужденных расстреливали, так как они еще могли выступить свидетелями по другим делам, а Ягода, в чьих интересах было уничтожить своих бывших соратников (вспомним скандальную встречу Бухарина с Каменевым), сразу привел приговор в исполнение.

Однако, судя по переписке, решение о ночном расстреле было принято Политбюро. А раз так, то Ягода был ни при чем.

Кое-что проясняет телеграмма Сталина Кагановичу и Молотову (6 сентября 1936 года), в которой он, оценивая статьи в «Правде» о процессе, писал: «Надо было сказать в статьях, что борьба против Сталина, Ворошилова, Молотова, Жданова, Косиора и других есть борьба против Советов, борьба против коллективизации, против индустриализации, борьба, стало быть, за восстановление капитализма в городах и деревнях СССР. Ибо Сталин и другие руководители не есть изолированные лица, — а олицетворение всех побед социализма в СССР, олицетворение коллективизации, индустриализации, подъема культуры в СССР, стало быть, олицетворение усилий рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции за разгром капитализма и торжество социализма.

Надо было сказать, что кто борется против руководителей партии и правительства в СССР, тот стоит за разгром социализма и восстановление капитализма» 292.

Ближайшие события показали, что он не ошибся в своих комбинациях. Практически вся либеральная интеллигенция Запада воспринимала завязывающуюся в Испании борьбу как общую войну против фашизма, а в СССР и его руководителе видела, несмотря ни на что, единственную организованную антифашистскую силу. Такие известные люди, как физик Альберт Эйнштейн, художник Анри Матисс, писатели Эрнест Хемингуэй и Антуан де Сент-Экзюпери и многие другие, выступили в защиту республиканской Испании.

Шестого сентября Сталин телеграфировал Кагановичу об отправке в Испанию (через Мексику) 50 скоростных бомбардировщиков и стрелкового вооружения.

Четырнадцатого сентября на Лубянке было проведено совещание, на котором приняли решение «координировать» действия ОГПУ с деятельностью испанской компартии, то есть главным игроком в поставках оружия и тайных операциях стали советские спецслужбы. В течение короткого времени в Европе была организована закупка и отправка в Испанию военной техники и вооружения. Это происходило на фоне поставок оружия мятежникам через Португалию.

Первое советское судно «Комсомолец» прибыло в Картахену 12 октября, имея на борту 50 танков «БТ-6», снаряды, патроны, станковые и ручные пулеметы, медикаменты. К декабрю 1936 года в Испанию доставили 136 самолетов, 106 танков «Т-26», 30 броневиков, 174 орудия, боеприпасы, запчасти и т. д. Всего за три года войны в Испании Советский Союз поставил 648 самолетов, 347 танков, 1186 орудий. Причем более 70 процентов вооружений составляли новейшие образцы. Испания стала полигоном для испытания оружия. Советские техники регулярно присылали в Москву дипломатической почтой свои замечания о боевой практике.

В это же время Сталин проявил холодную расчетливость и озаботился компенсацией расходов. Иногда историки упрекают и даже обвиняют его в этом, что представляется малообоснованным. Во-первых, у него не было лишних денег, а во-вторых, периферийная Испания (в отличие, например, от Китая) была всего лишь небольшим эпизодом в его стратегии.

По решению правительства Испанской республики для закупки военной техники была использована часть «металлических резервов» Национального банка. Депозитарием испанцы выбрали СССР. 5 ноября золото (510080 килограммов) доставили в Москву. СССР предоставил Испании кредит, погашаемый за счет продажи депонированного золота, которая проводилась по распоряжениям министерства финансов Испании. (Всего до марта 1938 года испанцы передали таких распоряжений о продаже 450 тонн. Но и после этого СССР продолжал поставки вплоть до 1939 года.)