Иван Краско - Андрей Краско. Непохожий на артиста, больше чем артист

У Светланы был цифровой фотоаппарат с большой памятью. Она почти все время фотографировала Андрея — скопилось очень много фотографий, кажется, за последние три месяца жизни Андрея. Были там и кадры со съемок нового фильма, в котором Андрей играл действительно главную роль — картина и называлась по имени его героя («Вторая жизнь доктора Тырсы». — А. В .). В этом фильме он играл человека, который умирает. В «Ликвидации» Андрей тоже играл человека, которого убивают. Причем накануне настоящей смерти… Я не вижу в этом мистики. Это, вероятно, совпадение. Но когда человек умирает, начинаешь все пересматривать заново, искать какой-то смысл, какие-то знаки, которые расставляет жизнь.

На протяжении всего полета я пролистывал фотографии Андрея в памяти цифровой камеры и удивлялся: почему он так запоминается, какой ракурс ни взять? Понятие «фотогеничность» к Андрею неприменимо. Вот на меня, к примеру, наведут камеру, раз сто сфотографируют, и какой-нибудь ракурс в конечном итоге получится нормальным. На самом деле это не вопрос фотогеничности. У Андрея даже на общем плане видны глаза. Поразительная штука: я отсмотрел, наверное, больше ста снимков, а глаза видны, даже если он стоит далеко, где-нибудь метрах в тридцати. Массовый снимок, а глаза всегда видны… Обычно такие глаза бывают, когда артист надевает линзы, и это используется в кино. В Голливуде, кстати, принцип такой — там артистов по глазам выбирают. Смотрят, какие глаза у человека в камере. Так что по голливудским меркам Андрей — артист голливудский. Наверное, если бы он был жив, я бы не обратил такого внимания на его фотографии. А когда человека больше нет, начинаешь по-особенному ко всему относиться, может, стараешься лучше его понять…

Такого артиста больше нет, и это не пустые слова. Это абсолютная констатация факта, профессиональная. Действительно, если считать, что у каждого актера есть какая-то своя ниша, то можно представить следующее: перед тобой групповая фотография актеров, ты закрываешь негативом одного человека, и на его место не можешь поставить никого. Другим людям нельзя стать плотнее, и в этом ряду создается брешь. Получается, что ты убрал человека с фото, а остальные не сомкнулись плечами — расстояние внутри строя так и осталось, и из второго ряда никто не сделает шаг вперед, не займет это место… Ни глазами, ни судьбой, ни талантом, ни чем бы то ни было другим… Изменить здесь ничего нельзя. Просто очевидно, что такого артиста больше нет и не будет никогда.

Кирилл Ульянов, актер

(«Операция «С Новым годом!», «Блокпост», «Менты», «Нокаут», «Про Федота-стрельца», «Перегон» и др.)

С Андреем мы работали на двух картинах, обе — Александра Рогожкина, и впервые познакомились на «Операции «С Новым годом!». У нас была очень приятная команда: Ярмольник, Маковецкий и многие другие. Съемки велись практически в одном месте — Боткинских бараках, питерцы знают эту больницу. Именно тогда мы с Андреем стали общаться. Вообще мне кажется, что крайне тяжело вступить с ним в плохие отношения — не такой он человек. Хотя некоторые люди все-таки умудрялись. То есть у него были какие-то неожиданные конфликты.

В актерах иногда присутствует такая черта, не знаю даже, что именно, — она абсолютно никак не связана с актерскими способностями, но мешает быть актером. На таких людей Андрей иногда злился. Вообще же Андрей мог играть с любым партнером. Бывало, конечно, что его что-то раздражало.

Потом мы вместе снимались в «Блокпосте», причем где-то за месяц до съемок я должен был выгуливать собаку Андрея, чтобы она ко мне привыкла. Глафира — его собака — тоже снималась в фильме. Я приходил к Андрею, гулял с овчаркой. Нужно было приручить собаку, чтобы она бегала вокруг меня, но в конечном итоге она все равно вертелась около Андрея. Именно в этот период у нас с Андреем завязались дружеские отношения, подружился я и с Иваном Ивановичем, что вполне естественно, ведь я приходил к ним домой.

В перерывах между съемками мы очень много играли. Нашей любимой игрой была игра в кости. Этот вариант костей открыл для нас художник Володя. Покером на костях заразилась почти вся съемочная группа «Блокпоста». Потом мы с Андреем очень часто встречались — уже после нескольких лет, что не работали вместе, и периодически играли в эту игру. Во время игры он мог отмочить такую шутку, что хотелось просто сидеть и смеяться, а не продолжать играть. Думаю, Андрей многих обучил покеру на костях.

Андрей, кстати, научил меня водить автомобиль. Я это очень хорошо помню — он научил меня водить машину за один день! Я окончил автомобильные курсы, потом прошло какое-то время, в течение которого я вообще за руль не садился, да и машины у меня не было полгода. Потом появилась машина, но я понял, что боюсь на ней ездить. Я позвонил Андрею и спросил, свободен ли он. Андрей был потрясающим водителем! Он, если можно так выразиться, вел машину очень нагло, опытно, уверенно и в то же время бешено. В его машине можно было испытать захватывающие ощущения, особенно если он ехал на большой скорости. Андрей же сохранял невозмутимое спокойствие за рулем. Именно поэтому я решил обратиться за помощью к нему, а не к кому-то другому. В чем заключалось обучение? Он сразу посадил меня за руль, сел рядом и сказал: «Поехали!» Андрей заставил меня выехать на самую бешеную улицу в городе, которая пересекает Невский проспект, — там безумные пробки. Машины были повсюду. И как только с обеих сторон к моей машине начали приближаться два трамвая, Андрюха сказал: «Разворачивайся». Я никогда не забуду, как разворачивался. Со всех сторон мне бибикали водители. Андрей, улыбаясь, спокойно посоветовал: «А ты договорись, посмотри в лицо человеку. Договорись — спроси вежливо: можно я сюда стану?» А на меня все водители, включая водителей трамваев, орут матом. Но Андрей поймал во мне этот страх, когда просто боишься смотреть людям в глаза и договариваться с другими водителями, являясь при этом виновником столпотворения… В итоге я научился уверенно чувствовать себя за рулем — и все благодаря Андрею.

У Андрея практически не было страха. Он не боялся ничего! Андрей — открытый человек, с яркими эмоциями, по которым всегда было понятно — хочет он что-то делать в данный момент или нет. С ним могло быть и тяжело, и сказочно весело. Вообще я считаю, что страх — это противоположность любви. Почему-то я думаю так: противоположность любви — не ненависть, а именно страх. Человек, который чего-то боится, не способен любить. Это и есть некий комплекс — ты не можешь никому открыться. Поэтому, наверное, можно сказать, что Андрей был наполнен любовью. И в то же время его обуревали всякие душевные страдания. Он наверняка проделал какую — то большую внутреннюю работу над собой… Когда я с ним познакомился, он был уже зрелым мужиком, разбирался в людях и самом себе. Трудно сказать, что он был счастливым, но у него были «вспышки» счастья. Счастливое лицо Андрея зажигало все вокруг, ты радовался вместе с ним. Когда он этого хотел, он заряжал других людей энергией. Мне кажется, что, если бы в сложной ситуации Андрей сел где-нибудь в сторонке и замкнулся в себе, окружающие чувствовали бы невероятный дискомфорт.